Глава 1. Вопрос на засыпку

Зачем нужно детство?

Дураков среди детей не больше, чем среди взрослых.

Януш Корчак

Не у всех есть дети, но у всех есть родители — или были, где-то и как-то были… Не всем дано повзрослеть, но каждый рожденный был и остается ребенком — где-то и как-то…

Я начинал эту книгу как психологическое пособие для родителей и сперва назвал «Нестандартный Ребенок».

Детский сад — прямо напротив моего окна — жил своей громкой жизнью у меня в комнате. Я их, чуть приподняв голову, видел — оглушительно чирикающих, гикающих, победно визжащих, одетых заботливо и нелепо.

Шквальные брызги их голосов сообщали моей голове одурелую ясность; а когда внезапным штилем смолкали — ухо сразу попадало в проходной гроб переулка, и от жирных шумов коммунальной квартиры спасения уже не было… Весенний прибой жизни, галдящее неподвластие, воплощенное расхождение желаемого с действительным…

Шли годы практики, годы жизни… Книга, как человек, оставаясь собой, росла и менялась, и уже к третьему изданию (а всего их было на русском языке шесть, это седьмое) я понял, что это и книга для детей — о родителях.

В семьях, куда приходил «Нестандартный…», дети, вырастая и становясь мамами и папами, а своих родителей делая бабушками и дедушками, относились к этой книге уже как к двойному пособию. А некоторые продвинутые домашние психологи читали ее уже лет с восьми-девяти и применяли вовсю. Они-то и подсказали мне, наконец, самое правильное, объединяющее название:

Как воспитывать родителей, ну конечно!

Для курицы и яйца, вместе взятых.

Привычное словосочетание «воспитываю ребенка», если разобраться, — нелепо: ребенок, которого «воспитывают», все время скрывается под завесой времени, а цель воспитания — сделать из него взрослого, сделать родителя!

…Я живу теперь подальше от центра, в «спальнике». Под боком парковый лес. Окрестных детсадовцев выводят сюда на прогулки. Вот и опять — не успел присесть на скамеечку и поздороваться с весенней землей, как на поляну высыпал шум и гам, косички, колготки, розовеющие щеки, присохшие сопли…

«В войну! — Маринка! — Ну-тебя-Игоряха! — Та-таам!…»

«Строиться парами! Сейчас уйдете из леса! Морозов, тебе что, особое приглашение? Где твоя пара? Еще одно замечание, и все уйдете из леса!»

Морозова заталкивают в строй. Еще окрик, неохотное равнение, все стихает. И куда-то ведут их мимо припудренных зеленью берез, мимо вспышек первых одуванчиков, мимо меня… Ловлю лица: у девочек сердито-серьезные, знающие — кто-то виноват. У мальчишек туповато-угрюмые… Смотрю на воспитательницу — миловидные черты с легкой помятостью; наверное, сама молодая мать; в переносье какая-то тупая просоночная боль: да, кто-то виноват перед ней еще со вчерашнего вечера, и адресует она свой раненый взгляд в сторону вон тех серых громад…

На закате, если глядеть отсюда, дома эти кажутся домнами, в которых плавятся сработанные шлаки бытия. Наверное, где-то там она и живет, и в какой-то из клетушек расплавилось ее настроение…

Мальчишка из последней пары, видно, что-то почувствовал, рассеянно отделился и подошел ко мне.

- Дядя, что это у вас — шкура?

- Это шарф.

- А он мягкий?

- Мягкий.

- Правда, мягкий. Нате вам витаминку, — сует мне в руку желтую горошину и бегом: оттуда уже крик…