Часть II. Детство у двух племен американских индейцев

Глава 4. Рыбаки лососевой реки


...

3. Воспитание ребенка у индейцев юрок

Вот некоторые сведения о детстве в мире юрок. Рождение ребенка охраняется оральными запретами, помимо соблюдаемых сиу генитальных запретов. Во время родов мать должна держать рот закрытым. Отец и мать не едят ни оленины, ни лосося до тех пор, пока у новорожденного не произойдет заживление пупка. Игнорирование этого табу, по мнению индейцев юрок, служит причиной судорожных припадков у ребенка.

В течение первых десяти дней новорожденного кормят не грудью, а дают ему ореховый суп из маленькой скорлупки. Кормление грудью начинается с традиционной индейской щедростью и частотой. Однако в отличие от сиу, юрок устанавливают определенный срок отнятия младенца от груди — около шести месяцев, или приблизительно в период прорезывания зубов. Таким образом, среди американских индейцев юрок имеют минимальный период кормления грудью. Отнятие от груди называется «забывание матери» и, при необходимости, навязывается малышу уходом матери на несколько дней. Первая твердая пища — лосось или оленина, крепко просоленные с морской водорослью. У юрок соленая пища — это «сладкое». Попытка ускорить достижение ребенком автономии путем раннего отнятия от груди служит, по-видимому, частью общей тенденции поощрять малыша оставлять мать и отказываться от ее поддержки как можно раньше. И это начинается еще в утробе матери. Беременная женщина мало ест, собирает и носит дрова, и вообще предпочитает делать работу, заставляющую ее нагибаться вперед, чтобы плод «не опирался на позвоночный столб», или, иначе говоря, не расслаблялся и не полулежал на опоре. Она часто массирует живот, особенно когда естественное освещение становится тусклым, заставляя плод бодрствовать и предупреждая таким образом раннее стремление регрессировать к состоянию предыстории (the state of prehistory), которое, как мы видели, составляет начало всех неврозов. Позднее, чтобы дать свободу матери, потребуется не только раннее отнятие от груди; в юрокской разновидности колыбели ноги малыша остаются открытыми, и начиная с двенадцатого дня бабушка массирует их, стимулируя к раннему ползанию. Сотрудничество родителей в этом вопросе обеспечивается правилом, согласно которому они могут возобновить прерванные половые сношения лишь после того, как малыш достигает значительных успехов в ползании. Младенцу не дают спать в конце дня и ранним вечером, опасаясь как бы сумрак не поселился в его глазах навсегда. Следовательно, первый постнатальный кризис ребенка юрок качественно отличается от аналогичного кризиса, переживаемого маленьким сиу. Он характеризуется тесной близостью во времени таких событий, как прорезывание зубов, принудительное отнятие от груди, поощрение ползания и раннее возвращение матери к половой жизни и новым родам.

Мы указывали на сродство между оральным воспитанием младенца сиу и желанными чертами характера охотника прерий. И мы могли бы ожидать, что новорожденный юрок встречает совершенно иной прием. Действительно, ребенка здесь подвергают раннему, а если необходимо, то и резкому отнятию от груди перед или сразу за наступлением стадии кусания, и это уже после того, как с помощью целого арсенала средств отбивают у него охоту чувствовать себя слишком уютно в чреве матери и рядом с ней. Его готовят быть рыбаком, то есть тем, у кого сети расставлены для добычи, которая (если только он ведет себя хорошо и говорит, когда надо, «пожалуйста») придет к нему. Установка индейца юрок в отношении сверхъестественных поставщиков — это пожизненное пылкое «пожалуйста», подкрепляемое, по-видимому, остатком инфантильной тоски по матери, от которой его столь форсированно оторвали. Хороший юрок характеризуется способностью плакать во время молитвы, чтобы расположить к себе посылающие пищу потусторонние силы. Полные слез слова «Я вижу лосося», произносимые с верой в индуцированную им же самим галлюцинацию, привлекут, считает юрок, к нему лосося. Однако рыбак должен делать вид, что не слишком нетерпелив в своем желании, чтобы поставка не ускользнула от него, и должен убеждать себя, что не собирается причинять лососю реального вреда. Согласно представлениям юрок лосось говорит: «Я буду путешествовать по всей реке. Я буду оставлять чешую на сетях и она превратится в лосося, но я, сам я, пройду мимо и не буду убит».

Эта концентрация на источниках питания не достижима без второй фазы орального воспитания в том возрасте, когда ребенок «понимает смысл», то есть способен повторить то, что ему сказали. Утверждают, что когда-то принятие пищи у юрок было подлинной церемонией воздержания. Ребенка постоянно предостерегали, чтобы он не хватал съестное поспешно ни при каких обстоятельствах, никогда не брал еду без спроса, всегда ел медленно и никогда не просил добавки. Подобное оральное пуританство вряд ли существовало среди других примитивов. Во время принятия пищи поддерживался строгий порядок размещения едоков и ребенка учили предписанным манерам еды, например, захватывать ложкой небольшое количество пищи, медленно подносить ложку ко рту, опускать ложку одновременно с пережевыванием и, прежде всего, мечтать разбогатеть в течение всего процесса. Есть полагалось молча, дабы каждый мог поддерживать сосредоточенность своих мыслей на деньгах и лососе. Вполне возможно, что именно это ритуальное поведение помогло подняться до уровня своего рода галлюцинаций той окрашенной тоской по прошлому жажде потребления, которая могла быть вызвана ранним отнятием от груди и отлучением от матери на стадии сильных желаний кусания. «Принятие желаемого за действительное» целиком было поставлено на службу экономическим стремлениям. Индеец племени юрок мог заставить себя видеть деньги, развешанные на деревьях, или лосося, плывущего по реке во время мертвого сезона, и он верил, что эта индуцированная им галлюцинация вызовет соответствующее действие Поставщиков. Позднее, энергия генитальных фантазий используется все для того же экономического стремления. В «доме потения» юноша будет постигать двойное искусство думать о деньгах и не думать о женщинах.

Рассказываемые детям мифы оригинальным способом подчеркивают уродство недостатка сдерживающего начала в человеке. Они выделяют одну характерную черту в облике животных и используют ее в качестве аргумента в пользу «чистого поведения».

Плешивость канюка — результат того, что он от нетерпения сунул голову в миску с горячим супом.

Ненасытный угорь проиграл все свои кости в карты. Хохолок вечно бранящейся голубой сойки — это ее похотник, который она оторвала и приладила к голове, когда однажды из зависти разозлилась на мужа.

Медведь вечно был голодным. Он женился на голубой сойке. Как-то раз они развели огонь и медведь послал голубую сойку раздобыть еды. Она принесла один единственный желудь. «И это все?» — спросил медведь. Голубая сойка рассердилась и бросила желудь в огонь. Она обшарила всю округу и это был действительно единственный желудь в их лесу. Медведь выхватил из огня горящий желудь и разом проглотил его. Ему стало ужасно плохо. Птицы пробовали петь для него, но это не помогало. Ничто не помогало. Тогда колибри сказала: «Ложись и открой рот». И она пулей пролетела сквозь медведя. Ему сразу полегчало. Вот почему у медведя такой большой anus. И вот почему он не может удерживать фекалии.

Это приводит нас к анальной фазе. В детстве юрок фекалиям или анальной зоне, по-видимому, не придается какого-то особого значения; скорее, имеет место общее избегание любых осквернений, вызываемых контактом враждебных жидкостей и веществ. Ребенок рано узнает, что нельзя мочиться в реку или любой связанный с ней ручей, так как живущему в ней лососю не понравилось бы плавать в жидкостях тела человека. Значит, смысл этого запрета не столько в том, что моча — «грязная», сколько в том, что жидкости различных проводящих систем враждебны и разрушают друг друга. Такое пожизненное и систематическое избегание требует специальных предохранительных устройств, встроенных в личность и идентичность индейцев юрок. И действительно, формальное поведение юрок обнаруживает все характерные особенности, которые, как показал психоанализ, следуя Фрейду и Абрагаму, имеют символическое значение у пациентов с «анальной фиксацией»: компульсивную ритуальность, мелочное пререкание, недоверяющую скупость, ретентивное накопление и т. д. В нашем обществе компульсивность часто служит выражением как раз такого общего избегания загрязнений, сфокусированного фобическими матерями на анальной зоне; но в нашей культуре она усиливается дополнительным спросом на пунктуальность и аккуратность, отсутствующим в жизни племени юрок.

Психология bookap

Фундамент генитальных аттитюдов юрок закладывается в более раннем условнорефлекторном научении ребенка, которое приучает его подчинять все инстинктуальные влечения экономическим соображениям. Девушка знает, что целомудрие или, сказали бы мы, безупречная репутация добудет ей мужа, способного заплатить за нее хороший выкуп; и что ее последующее положение, а значит и положение ее детей и внуков, будет зависеть от той суммы, которую будущий муж предложит ее отцу, когда будет просить ее себе в жены. С другой стороны, юноша стремится накопить капитал, достаточный для того, чтобы купить стоящую жену и расплатиться полностью. Если бы приличная девушка забеременела от него раньше, чем он смог заплатить за нее весь выкуп, ему пришлось бы влезть в долги. Среди индейцев юрок все нарушения характера и делинквентное поведение взрослых объясняется тем, что за мать, бабушку или прабабушку делинквента «не было заплачено полностью». По-видимому, это означает, что мужчина, о котором идет речь, настолько сильно хотел жениться, что взял жену в кредит, уплатив лишь первый взнос и не будучи способным выплачивать очередные взносы. Тем самым он доказал, что (употребляя нашу терминологию) его эго оказалось чересчур слабым, чтобы интегрировать половые потребности и экономические возможности. Однако там, где секс не сталкивается с богатством, к удовлетворению половых потребностей относятся снисходительно и с юмором. На то, что половая связь неизбежно влечет за собой процедуру очищения, реагируют скорее как на обязанность или неудобство, но сама необходимость очищения не бросает тень ни на секс как таковой, ни на особенности женского организма или отдельных женщин. Среди индейцев юрок вообще отсутствует стыд обнаженного тела. Если молодая девушка между менархе и замужеством избегает купаться обнаженной перед другими, то только чтобы не раздражать остальных признаками менструации. В остальных случаях, каждый волен купаться как ему нравится, в любой компании.

Как мы уже знаем, дети индейцев сиу учились соединять локомоторные и генитальные модусы с охотой. Индеец сиу в своей формальной сексуальности имел фаллически-садистическую ориентацию в том смысле, что преследовал все, что бродило по прерии: дичь, врага, женщину. Индеец юрок в этом отношении оказывается скорее фобическим и подозрительным, недоверчивым. Он избегает быть пойманным в ловушку, ибо это случилось даже с богом. Создатель мира юрок был необычайно сильным и крепким малым, который странствовал повсюду и подвергал мир опасности своим необузданным поведением. Сыновья уговаривали его покинуть этот мир. Он обещал быть хорошим богом, но когда однажды рискнул спуститься по побережью дальше, чем это сделал бы любой благоразумный и благовоспитанный человек, то обнаружил женщину-ската, которая лежала на мели, зазывно раскинув ноги. (Рыба скат, говорят юрок, похожа на «внутренности женщины»). И бог не смог устоять перед ней. Но как только он вошел в нее, она зажала его член влагалищем, обвила его тело ногами и насильно увлекла с собой в океан. Это предание служит для демонстрации того, куда заводит центробежная, необузданная и блуждающая в поисках страсть. В законно ограниченном мире юрок, который был создан сверхсознательными сыновьями бога-правонарушителя, здравомыслящий мужчина избегает быть «пойманным в ловушку» дурной женщиной или оказавшись в неподходящее время в неподходящем месте — причем под «дурными» и «неподходящими» имеются в виду любые обстоятельства, подвергающие риску его блага как экономической единицы. Научиться избегать этого — значит стать «чистым» человеком, человеком «со здравым смыслом».