Решето под черепной крышкой.

Первое, что обращает на себя внимание при проверке речевого слуха после выключения или повреждения левого полушария, — явное отсутствие интереса к звукам человеческой речи. Испытуемый не замечает, что к нему обращаются с вопросом. Чтобы он услышал адресованную ему речь, обратил на эти звуки внимание, они должны быть несколько усилены по сравнению с тем, что требуется в нормальном состоянии. И тем не менее испытуемый время от времени перестает их воспринимать. Экспериментатору постоянно приходится повторять вопрос или задание, добиваясь, чтобы испытуемый наконец их услышал и выполнил требуемое. Многие слова больной не узнает, а на вопросы отвечает медленно, не сразу, точно ему всякий раз требуется секунда-другая, чтобы собраться с мыслями.

Попробуем разобраться, что же происходит со слухом, почему простые звуки испытуемый слышит и хорошо отличает друг от друга, а слова не узнает, не понимает. Начнем с наиболее элементарных единиц — с фонем. При обширном повреждении некоторых участков в височной области левого полушария или временном глубоком выключении всего левого полушария возникают затруднения в их различении. Путаница наблюдается при прослушивании фонем, отличающихся гласными и согласными. Испытуемые не могут четко различить и повторить у, о, е или и. Они обычно путают и с е, о с у, только а не вызывает особых затруднений и обычно воспринимается правильно. Еще труднее отличать бе от пе, до от то, ка от га. Очень сложно заметить разницу между с и з, ш или ж. Не меньше затруднений вызывают лишенные смысла сочетания речевых звуков типа: леб, мут, пур, бир. Они часто воспринимаются неправильно, и испытуемые, повторяя их, вносят дополнительные искажения. Появляется феп, пут, вур, бер.

Ухо не безупречный аппарат. Каждый здоровый человек, прослушав несколько бессмысленных звукосочетаний, может ошибиться. Нам привычнее иметь дело с обычными словами, имеющими вполне определенное значение. Неудивительно, что за плохо расслышанными звуками нам часто чудится знакомое слово. Среди немногих ошибок здорового человека чаще всего встретятся случаи осмысления услышанных звуков. Вместо бессмысленных звукосочетаний слова хлеб или лев, мул или мат, пук или тур, бур, бар или бор.

При нарушении работы звуковоспринимающих центров левого полушария подобных ошибок не происходит, чаще обычные, хорошо знакомые слова воспринимаются как случайный набор звуков. Пытаясь повторить их, испытуемый генерирует цепочку звуков, созвучную услышанному слову, той же длины, с тем же ритмическим и звуковым рисунком, но не имеющую ничего общего ни с одним из известных испытуемому слов. И как ни странно, мир бессмысленных звуков, в который теперь погружен человек, не вызывает у него ни особого удивления, ни раздражения, ни протеста.

Психология bookap

При подавлении функции левого полушария или при его заболеваниях резко страдает память на звуки, в том числе на речевые. Поэтому если даже тоны по отдельности легко опознаются, различение комплексов из трех-пяти звуков оказывается невозможным. Еще труднее распознавание речевых звуков. Чаще всего испытуемый в состоянии достаточно точно повторить их по отдельности, но с несколькими сразу справиться обычно не может. Простую комбинацию из трех звуков "а-о-у" он способен повторить только сразу после прослушивания, а спустя минуту начинает путаться. Уже забыл!

По той же причине перестают различаться даже ритмы. Для проверки пальцем отстукивают несложный ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук или тук-тук-тук, тук-тук-тук. Если он воспроизводится в быстром темпе и испытуемый не успел подсчитать количество ударов в "пачках" между более длинными паузами, то он не замечает никакого ритма и повторить его не может.

Объем памяти на звуки у таких людей сужен, и значительно укорочена ее длительность. При достаточно хорошо сохранившейся способности узнавать отдельные речевые звуки и повторять их человек запутается, если их три-пять. Хотя каждый отдельный звук он узнал, но процесс анализа очередного звука мешает ему удержать в памяти предыдущий. Когда он дошел до третьего звука, первый уже забыт. Анализ целого слова для него представляет большие трудности, особенно если в нем есть плохо дифференцируемые звуки, такие, например, как п и б: бук и пук, баз и паз, байка — пайка, банда — панда, быль — пыль, борт — порт. А когда в слове оказывается два-три трудных звука (блуд — плут), барьер преодолеть не удается, несмотря на многократное прослушивание.

Из-за трудностей звукового анализа страдает и синтез. Человек теряет способность подбирать необходимые звуки и выстраивать их в длинные цепочки так, чтобы из них возникали слова или предложения. Вот почему болезненный процесс, затронувший слуховой центр, обязательно нарушит речь.

В тяжелых случаях больные совсем не говорят. Хотя артикуляция не пострадала, поток звуков, которые они извергают, может стать совершенно неразборчивым. Специалисты называют этот симптом словесным салатом. Создается впечатление, что обычная речь нарублена на мелкие кусочки, все тщательно перемешано и в таком виде выдается слушателям. Больной действительно смешивает звуки речи почти в случайном порядке.

При легких формах заболевания больной способен узнавать и воспроизводить простые слова, такие, как стол, стул, очки. Но попробуйте те же слова произнести не слитно, а с крохотным интервалом между отдельными звуками — с-т-о-л, с-т-у-л. Больной узнает их и даже запомнит последовательность, но не сможет составить, синтезировать из них слово.

Весьма характерный симптом выключения зоны Вернике или всего левого полушария — потеря восприятия значения слов. А как же иначе, если человек не в состоянии заметить разницу между словами молоток и порадок или маловок. Иногда у пациента возникают смутные догадки, что услышанное слово относится к определенной категории. Например: молоток относится к инструментам и как-то связан с ремонтом, с мастерской. Особенно трудно вспомнить название нужного предмета, если его нет перед глазами. Подсказка первого слога или даже первых двух слогов обычно не помогает восстановить его в памяти. Общаясь с окружающими, больные пытаются заменить утерянные слова сходными.

Очень интересная особенность выпадения функций центра Вернике: непосредственные значения слов страдают сильнее, чем более общие. При замене утерянного слова и используются эти общие значения и ассоциации, нередко весьма отдаленные и неожиданные. Поэтому молоток может заменяться словом кузнец или чаще ковать. Догадываясь, что их не понимают, больные вместо одного слова вынуждены произносить несколько предложений: "Ну это... чем забивают", "Ну вот... чинят...", "Ну там... в мастерской".

В речи такого человека мало названий предметов и их качеств, а если они и есть, то часто искажены до неузнаваемости или заменяются словами, обозначающими действие или отношение предметов друг к другу. Благодаря этому даже при грубых дефектах все же удается понять, что хотел сказать человек. Тем более что сохранность отвлеченных, абстрактных понятий вроде направление, стоимость, значение, обстоятельства может быть удовлетворительной. В целом речь состоит главным образом из связок, предлогов, наречий и междометий, и чем серьезнее поражение мозга, тем большее место они занимают в высказываниях больного.

Нарушение речи не может не отражаться на мыслительных процессах. В прошлом столь глубокую мозговую патологию объясняли серьезным расстройством интеллекта. В действительности же страдают лишь мыслительные процессы, основанные на удержании в памяти систем речевых связок. Попытка заставить думать вслух, несколько раз повторяя цепь необходимых логических операций, не только не помогает мыслительному процессу, а, напротив, ухудшает его, вызывая перегрузку памяти.

Насколько велика истощаемость памяти, видно из простого примера. При легких формах поражения зоны Вернике знание многих простых и распространенных слов может быть сохранено. Больной может правильно повторить и показать глаз, нос, ухо. Однако если ему предложить повторно показать те же части лица, то скоро начинается путаница. Больной не в состоянии снова повторить уже названную деталь, все больше и больше искажая знакомое слово: глаз... газ... класс. И показывает теперь совсем не те части лица. Вполне естественно, что такую фразу, как "Маша светлее Тани, но темнее Тамары", больные понять совершенно не в состоянии, сколько бы раз ее ни повторяли. Сказать, кто же из названных девушек самая светлая или самая темная, пациент не может.

О сохранности интеллекта свидетельствует способность оперировать абстрактными понятиями, возможность уловить и понять смысл метафоры, правильно употреблять в речи слова-связки, предлоги, союзы. Выключение центра Вернике не приводит к нарушению пространственных отношений, не мешает классифицировать предметы, опираясь на более общие значения слов.

Психология bookap

Чем меньшего участия речи и речевой памяти требует интеллектуальная задача, тем легче она выполняется. Свободно оперируя сюжетными картинками, раскладывая и комбинируя их перед собою на столе, пациент способен выстроить их в связный последовательный рассказ. Пронумеровать картинки в нужной последовательности, не сдвигая их, он совершенно не в состоянии.

Способность выполнять арифметические операции, если они производятся в письменном виде, может быть сохранена даже при глубоком нарушении речи. Известен случай такого больного, продолжавшего выполнять функции главного бухгалтера. Он квалифицированно и в срок сдавал годовые отчеты, но не мог запомнить имена ближайших сотрудников, постоянно их путал и искажал. Однако операции устного счета полностью разрушаются. Ведь при этом необходимо удерживать в уме результаты промежуточных операций, а память хромает на обе ноги.

Нарушение памяти — наиболее заметный симптом. Чем бы центр Вернике здорового человека ни занимался, он действует как решето, отсеивая и удерживая необходимый языковой материал. При его заболеваниях в решете появляются дырки и оно перестает выполнять свою функцию.