8 этюд. Дикая роза
9 сеанс
Роза спокойна. Я кратко передаю ей решение матери и объясняю, что не имею права работать без согласия родителей и что она тоже не имеет этого права до совершеннолетия. А там вся жизнь впереди.
Можно продолжить работу тогда. А пока она может звонить.
Роза молчала.
Странно, но у меня не было ощущения прощания.
Роза сидела в расслабленной позе, слушала внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Она прервала возникшую паузу вопросом:
– А мои рисунки? Они останутся у вас?
Я:
– Тебе их хочется забрать?
Роза (молчит, разглядывает меня, как будто видит впервые):
– Ладно, оставьте у себя, только никому не давайте. Никому!
Я:
– Ты сомневаешься?
Роза:
– Нет, пусть остаются у вас.
Я:
– Спасибо.
На этом мы простились.
Так неожиданно прервалась эта бурная терапия с почти моментальным глубоким трансфером. Я часто вспоминала, пожалуй, самый тяжелый сеанс расставание перед моим отъездом, в котором она проявила всю силу и глубину страсти, страха, ненависти и надежды. А этот рисунок мамы с детенышем.
Здесь можно анализировать каждый сеанс, многослойно и многосторонне. Не только поведение Розы, но и матери содержит богатый материал. Но я все время откладывала, что-то во мне мешало прикасаться к папке «Р», что-то еще жило во мне. Я знала, что мой контртрансфер тоже достаточно силен. Я не спешила. Прошло 6 месяцев.
Кто-то настойчиво звонит по телефону. Слушает (я бы сказала, внюхивается в мой голос), я слышу дыхание на том конце провода и молчание. И так 17 раз. На 18 я называю ее по имени: «Роза говори, я слышу, что это ты». Тут же трубку положили.
Через секунду звонок.
– А. В., это вы. Я звонила не вам (17 раз?), а подруге, случайно попадала к вам.
Я:
– Ты можешь звонить, говорить.
Роза:
– А как вы узнали, что это я?
Я:
– Как ты думаешь?
Роза:
– Ладно, извините, до свидания.
Спустя три месяца.
Опять звонок Розы.
Сначала недолгое молчание, потом она начала говорить:
– А. В., это вы?
Я:
– Да, Роза, здравствуй.
Роза:
– Как вы меня узнаете (голос довольный)?
Она продолжает:
– Я была послушной, а сейчас снова плохая. Я была после вас, как под гипнозом.
Я:
– Но ты же знаешь, что я гипнозом не занимаюсь.
Роза:
– Как хорошо. Иначе я бы опозорилась на весь район. А зачем вы собираете рисунки?
Я:
– Не собираю, а изучаю.
Роза:
– Я так и знала. А как это узнать?
Я объяснила, что надо много читать и учиться этому.
Роза:
– Эту вашу синюю книгу,[51] что лежала в кабинете, вы мне дадите почитать? – И не дожидаясь ответа продолжает. – Как вы?
Я молчу.
Роза:
– Как ваша дочка, как ваши дела на работе? Я все хочу знать! (В голосе требовательные нотки.)
Я:
– Ты переходишь границы. Утебя своя жизнь, у меня своя.
Роза (вздыхает):
– А моя мама этого не понимает.
Я:
– Ты можешь попробовать с ней поговорить об этом. (Пауза.) Звони мне.
Роза:
– Когда? Завтра?
Я молчу.
Роза:
– Опять треплюсь. Ладно, до свидания. Да, если хотите обо мне написать, пишите.
Не дождавшись моего ответа, она бросает трубку.
Последний (последний ли?) звонок от Розы был после Нового года в начале января.
Она обращается ко мне по имени, здоровается. Сама называет себя. Спрашивает:
– Мои рисунки еще у вас?
Я:
– Ты их хочешь забрать?
Роза:
– Зачем они мне? Я никогда никому ничего не даю своего. Только самым дорогим людям.
Я:
– Я могу оставить рисунки у себя?
Роза:
– Да. (Пауза.) Как Вы думаете, из меня что-нибудь получится?
Я:
– А ты хочешь?
Роза:
– Хочу.
Она, не попрощавшись, резко дала отбой. Возможно, кто-то вошел в комнату. Или мне так хочется думать.
Трансфер все еще есть, связь достаточно крепкая.
Процесс идет. Можно ли считать, что терапия прервана? В прямом смысле да!
Да, потому что границы психотерапии четко очерчены этическими правилами и нормами. Но.
Нельзя забывать, что для трансференциального бытия не существует никаких преград, – очень часто его время, место и пространство могут определяться «капризами» его величества Бессознательного.
Телефонные звонки Розы подтверждают это.