Часть 3. ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ

Глава 9. Восстановление и защита дифференцированности: психозы


...

Восстановление диалога

Образы Собственного Я и объекта всегда подразумевают друг друга в человеческом мире переживаний. Когда появляется или исчезает один из них, то же самое происходит и со вторым. В эмпирическом мире человека не может существовать переживание Собственного Я без переживаемого объекта и наоборот. Это простая базисная истина, на которой аналитику приходится основывать свой подход, когда он сталкивается с пациентом, утратившим фундаментальную дифференцированность в своем репрезентативном мире. Для восстановления утраченного состояния аналитик вынужден становиться объектом в мире переживаний пациента. Если это ему удается, его успех будет сопровождаться одновременным появлением чувства переживания Собственного Я у пациента. Это восстановит границу между самостным миром и объектным миром, таким образом восстанавливается первичная дифференцированность, по крайней мере в данный момент, и поэтому восстанавливаются базисные предварительные условия для появления чувства реальности (Tahka, 1976).

Прежде чем рассмотреть проблемы, возникающие при попытках аналитика быть принятым в качестве объекта в недифференцированном мире переживаний шизофренического пациента, следует более тщательно рассмотреть природу шизофренической регрессии. Существует общая тенденция понимать шизофреническую регрессию пациента к недифференцированности как уход от непереносимых переживаний и конфликтов, связанных с объектными отношениями. Однако при более тщательном рассмотрении становится очевидно, что шизофренический пациент регрессирует не просто от объектных отношений к безобъектному состоянию, но скорее от субъективно эмпирической (дифференцированной) привязанности к субъективно не-эмпирической (недифференцированной) привязанности. Даже если они фрагментированы (репрезентации объекта) и перемешаны с аналогичным образом фрагментированны-ми репрезентациями Собственного Я, эти фрагменты объекта продолжают быть вездесущими в недифференцированном мире переживаний. Хотя психотическая личность в процессе регресса и пересекает эмпирическую границу субъективного существования, глубина и содержание предшествующей регрессии продолжают определяться природой недифференцированной предыстории пациента, где фрагментированные объектные репрезентации возникают при контакте с первым значимым ухаживающим за ним лицом.

Шизофреническая регрессия, по-видимому, неизменно приводит пациента к эволюционному периоду, который обычно включает в себя различные стадии симби-отической привязанности и переживаний в симбиозе мать-дитя. Однако шизофреническая регрессия не возрождает и не повторяет нормальные формы симбиоза, но, по-видимому, специфически возрождает и повторяет его неудачи. Нормальный младенец в симбиозе с «достаточно хорошей» матерью производит впечатление полной объектной ориентированности, он тянется и реагирует улыбкой на порожденные объектом элементы в своей недифференцированной эмпирической орбите. В счастливом симбиозе младенец с готовностью принимает соску или бутылочку и легко успокаивается при «укачивании» и телесном контакте, обеспечиваемом матерью. Представляется оправданным вывод о том, что такой репрезентативный мир младенца выстраивался посредством количественно и качественно достаточных недифференцированных регистрации удовлетворения, проистекающих от взаимодействий мать — дитя, которые в достаточной мере синхронизированы и настроены таким образом, чтобы позволять ребенку переживать и вести себя согласно принципу «базисного доверия» (Erikson, 1950).

Недифференцированное переживание, повторяемое шизофренической регрессией, повторяет не эту разновидность счастливого симбиоза, а неудавшуюся, в которой, по-видимому, не присутствуют общая объектная ориентированность и элементы базисного доверия. Эта симбиотическая неудача, по всей видимости, представляет базисную эволюционную неудачу шизофренического пациента, к которой он регрессивно возвращается и которую повторяет как в своем поведении в ситуации лечения, так и, как можно заключить, в природе своего недифференцированного эмпирического мира.

Такое положение еще больше осложнено тем фактом, что с распадом репрезентаций Собственного Я и объекта, развившимся до начала шизофренической регрессии, возникающий в результате хаотический мир переживаний будет наполнен фрагментами этих разбитых сущностей. Они включают в себя осколки психически представленной агрессии, которая становится эволюционно возможной и мо^ тивированной лишь после дифференциации Собственного Я и объектов и таким образом не будет наличествовать во время первоначальной эволюционной неудачи пациента. Вследствие недостаточной структурализации дошизофре-нической личности и большого количества фрустраций в жизни до психотического распада фрагменты агрессивных репрезентаций обильно представлены в ее вторично возрожденном недифференцированном мире, они привносят элементы ужаса в ее хаотическое переживание и дают начало вселяющим испуг галлюцинаторным переживаниям. Важно понять, что до тех пор, пока преобладающий способ переживания пациента остается недифференцированным, эти элементы, когда они присутствуют или выводимы из продукции шизофренического пациента, не должны ошибочно приниматься как представляющие текущий интерес в связи с их динамической значимостью и терапевтической ценностью.

При столкновении с шизофреническим пациентом, регрессировавшем к недифференцированности, главным для аналитика должно быть как всегда в аналитическом лечении сравнивание между его пациенто-специфически-ми и фазово-специфическими откликами на пациента. Такой подход необходим для понимания эволюционной неудачи пациента, а также собственной позиции аналитика в качестве нового эволюционного объекта для пациента. Как говорилось в предыдущей главе, именно перенос пациента обычно представляется и является специфически информативным относительно его эволюционной неудачи, так как она повторяется в аналитических взаимоотношениях. Однако базисная эволюционная неудача в шизофрении, предшествующая эволюционному возникновению объектных взаимоотношений, не может быть повторена как перенос. Кроме того, разрушение переживания пациентом Собственного Я не дает возможности возникновения полезных эмпатических откликов в психике аналитика, таким образом еще более ограничивая его возможности понимания пациента.

Однако даже при отсутствии двух привычных наиболее полезных источников информации аналитика, переноса и эмпатии, сравнение между пациенто-специфическими и фазово-специфическими откликами на пациента, необходимое для осмысленного психоаналитического понимания, все еще в достаточной мере возможно на основе его комплиментарных и рациональных откликов на пациента. Будучи не в состоянии использовать свой эмпатический инструмент, аналитик вынужден полагаться в основном на свои комплиментарные отклики в попытке достичь эмоционального понимания пациента. В такой ситуации, в которой возможно лишь комплиментарное понимание другого человека, аналитик шизофренического пациента разделяет переживание любой матери, ухаживающей за своим психически еще не дифференцированным ребенком. Все же, как уже отмечалось, атмосфера в ходе первоначальной стадии лечения шизофренического пациента очень отлична от атмосферы, преобладающей в нормальных взаимоотношениях мать — дитя. Именно точное схватывание аналитиком этого отличия равнозначно комплиментарному пониманию крайне ранней эволюционной неудачи пациента, а также эволюционных потребностей последнего, которые не были удовлетворены и для удовлетворения которых аналитику следует представлять себя в качестве нового эволюционного объекта.

До тех пор пока переживание пациентом Собственного Я остается утраченным в регрессии к недифференцированности, комплиментарные отклики аналитика являются откликами на невыраженные потребности пациента в объекте, а не на активный поиск объекта со стороны пациента. Все же пациенто-специфические комплиментарные отклики аналитика могут значительно варьировать от одного психически недифференцированного пациента к другому. Даже если общим для них является утрата переживания Собственного Я и субъективной соотносимости с объектами, у них имеются отличия в потенциальной объектной направленности, как это происходит и становится ощущаемым в атмосфере лечебной ситуации. Аналитик может чувствовать, что он комплиментарно реагирует на почти аутистический мир, в котором всякая объектная направленность представляется утраченной, или, наоборот, его комплиментарные отклики могут восприниматься как свидетельствующие о большей потенциальной объектной направленности, говоря в пользу существования более продвинутых, хотя все еще недостаточных симбиотических структур в пациенте. Эти отличия в комплиментарной атмосфере, по-видимому, соответствуют первоначальной интуиции аналитика об излечимости данного шизофренического пациента.

Теперь можно вернуться к проблеме аналитика, как добиться того, чтобы стать объектом в мире переживаний шизофренического пациента для возобновления утраченного им диалога с внешним миром. Согласно высказанному здесь предположению, базисной эволюционной проблемой шизофренического пациента, по всей видимости, является симбиотическая неудача, обусловленная качественной и количественной недостаточностью его первичных психических структур. Эти элементарные структуры существенным образом формируются путем накапливания недифференцированных репрезентаций удовольствия, полученных от субъективно допсихологического взаимодействия между ребенком и первым ухаживающим за ним лицом. Основная функция этих структур рассматривалась как функция заменителей удовлетворения, и их достаточное накопление считалось предпосылкой для того, чтобы произошла дифференциация Собственного Я и объекта. Если принять эти гипотезы в качестве основы для поиска аналитиком фазово-специфического подходящего пути, чтобы стать объектом в мире переживаний шизофренического пациента, выдвигаются три главных принципа в качестве предварительных условий и директив для такой попытки.

1. Для реактивации и мотивации возобновленного развития в пациенте необходимо, чтобы аналитик становился представлен в эмпирическом мире пациента в качестве нового внешнего объекта.

2. Так как эмпирические строительные блоки Собственного Я и объекта собираются в предшествующем симбиозе между ребенком и его специфическим первичным объектом, период терапевтического симбиоза представляется предпосылкой для появления аналитика в мире" пациента в качестве нового развитийного объекта.

3. Так как симбиотические структуры, из которых будут дифференцироваться Собственное Я и объект, устанавливаются исключительно на основе регистрируемых переживаний удовлетворения, аналитик сможет стать эмпирическим объектом для недифференцированного пациента лишь в качестве приносящего удовлетворение и эмпирически «абсолютно хорошего».

Как неоднократно подчеркивалось в предыдущих главах, всякое новое строительство структуры в личности пациента и таким образом любой прогресс в его аналитическом лечении будет происходить и возникать от взаимодействий, в которых аналитик представляет собой новый эволюционный объект для пациента. Чтобы быть в состоянии занять такое положение, аналитику приходится с помощью комплиментарных и эмпатичес-ких откликов корректно схватывать остающиеся фазо-во-специфические побуждения пациента, которые могут способствовать возобновлению его задержанного психического развития.

При лечении глубоко регрессировавшего шизофренического пациента должны схватываться и осознаваться посредством откликов аналитика на недифференцированную психику как повторение его эволюционной неудачи, так и сохраняющиеся эволюционные потенциальные возможности. На относительный декатексис симбиотических структур и движение к аутистической пустоте, которые представляют симбиотическую неудачу пациента, аналитик склонен реагировать чувством, что он оставлен в одиночестве, и уменьшением комплиментарных откликов на пациента. В отличие от повторения неудавшегося симбиоза, его прерванные аспекты, способные и мотивированные к дальнейшему развитию, находят выражение в сохранившемся катексисе незавершенных симбиотических структур пациента или в их повторном катектировании в ходе лечебной сессии. Это будет восприниматься анагли-тиком как возрастание объектной направленности в окружающей среде и как увеличение его комплиментарных откликов на пациента, в особенности тех, которые вовлекают в себя побуждение к действию.

Так как функция аналитика как нового развитийного объекта является по своей природе фазово-специфичес-кой, представляется, что его первоочередной задачей в лечении недифференцированного шизофренического пациента будет попытаться вступить в союз с незавершенными симбиотическими структурами пациента, в которых сохраняются или могут быть вновь мобилизованы развитийные потенциальные возможности. Однако даже если аналитику удается стать «симбиотическим объектом» для пациента, это еще не означает, что он теперь представлен как дифференцированный объект в мире переживаний последнего. Имеется в виду, что он смог стать поставщиком таких новых переживаний, которые станут регистрироваться как новые репрезентации во все еще недифференцированном репрезентативном мире пациента.

Новые репрезентации, рождающиеся в ходе недифференцированных переживаний взаимодействий между пациентом и аналитиком, являются специфическими для этих взаимоотношений. Таким образом подготовлена почва и собран материал для того, чтобы аналитик начал вырисовываться в мире переживаний пациента в качестве нового внешнего объекта, который через свое появление возобновляет диалог между пациентом и объектным миром. Образ аналитика, получаемый от аналйтико-специфи-ческих симбиотических репрезентаций, с самого начала гарантирует ему статус нового фазово-специфического объекта, с которым «новое начало» будет в принципе возможно.

В отличие от уровней патологии, в которых произошла и может быть повторена эволюционная неудача пациента в объектных взаимоотношениях, которые сами по себе сохраняют эмпирическую дифференцированность между Собственным Я и объектами, при шизофрении нет способов переработки эволюционной неудачи с сохранившейся дифференцированностью. В отсутствии установившихся текущих объектов, а также трансферентных объектов для ядра патологии шизофренического пациента, его субъективное существование, включая какую-либо значимую лечебную связь, крайне зависит от появления и прочности образа нового развитийного объекта в его мире переживаний.

Представленный здесь взгляд, согласно которому репрезентативный материал для образа аналитика в качестве нового развитийного объекта должен собираться в симби-отический период в аналитических взаимодействиях, по-видимому, находит подтверждение в работе Сирлза и Вол-кана. Хотя Сирлз (1965) и называет уже самые ранние эволюционные повторения «переносом», его взгляд сходен с моим, когда он придает особое значение первичному отсутствию здорового симбиоза шизофренического пациента и вытекающей из этого необходимости терапевтических симбиотических взаимоотношений до тех пор, пока не установится достаточно прочная дифференцированность между Собственным Я и объектом.

Волкан (1987) сходным образом подчеркивает важное значение установления «безопасной диады» в начальной стадии лечения шизофренического пациента, для того чтобы дать возможность нового старта с возобновленным развитием. Хотя и соглашаясь по другим пунктам с Волканом, я не разделяю его мысль о добавочной регрессии как предпосылке для установления терапевтического симбиоза. Мне представляется, что вхождение нового объекта (независимо от того, является он дифференцированным или недифференцированным с точки зрения реципиента) в качестве нового эволюционного фактора в мир переживаний другого человека не требует никакой дальнейшей регрессии с уровня, представленного его эволюционной неудачей. Когда говорится, что регрессия характерным образом продолжается к точке фиксации, это предполагает, что задержка в развитии становится повторяющейся как в своих неудачных, так и прерванных аспектах. Как обсуждалось ранее, первые аспекты ответственны за феномены переноса или соответствующие повторения эволюционных неудач. Прерванные аспекты со своей стороны поддерживаются теми структурами, которые были сформированы до того, как было остановлено их развитие, и представлены сохранившимися потребностями и потенциальными способностями пациента к возобновлению развития. Однако последнее возможно лишь во взаимодействиях с новым фазово-специфическим объектом, который, в случае взрослого человека, лишь редко возможен в отношениях, иных чем психоаналитические взаимоотношения.

Аналитик скорее не вызывает или требует добавочной регрессии, а становится поставщиком новых репрезентативных элементов, и таким образом действует в качестве нового эволюционного фактора в мире переживаний шизофренического пациента, результатом будет немедленное возобновление структурообразующего процесса в эмпирической сфере, которая со времени роковой шизофренической регрессии была закрыта для любых значимых посланий от объектного мира. Эти новые репрезентативные элементы, проистекающие от переживаний, которые характерным образом связаны с присутствием и функционированием аналитика, будут, как можно надеяться, взаимодействовать с эволюционными потенциальными возможностями, оставшимися в существующих и жизнеспособных симбиотических структурах пациента, усиливая их катектическую силу и качественную особенность вышеописанным образом.

Представляется, что для того, чтобы аналитик успешно становился поставщиком новых репрезентативных элементов в эмпирическом мире шизофренического пациента, он должен быть способен поставлять последнему переживания, аналогичные тем, которые происходят в здоровом симбиозе между матерью и ее субъективно все еще допсихологическим младенцем. В отличие от матерей, которые используют своих детей главным образом для удовлетворения собственных инфантильных и нарцисси-ческих потребностей, мать с генеративным отношением к своему ребенку способна поставлять последнему намного больше приятных, ослабляющих напряжение и разносторонних связанных с уходом переживаний в атмосфере, окрашенной ее способностью специфически наслаждаться своей материнской ролью с относительным отсутствием зависти к ребенку и эксплуатации, обусловленных удовольствиями, получаемыми ребенком. Важное значение аналогичного отношения, с полной преданностью аналитика пациенту во время сессии, уже подчеркивалось пионерами психоаналитического лечения шизофренических пациентов, в особенности Швингом (1940) и Сечехайе (1951). При таких обстоятельствах «генеративная связь» с пациентом может иногда устанавливаться при условии, что аналитик особенно хорошо настроен на пациента и послания, исходящие из его недифференцированного мира переживаний.

Аналитики различаются по степени обладания такой острой генеративной комплиментарностью. Причины этого также различны — от доверия к таким откликам и использования их в качестве источника информации до предрассудков некоторых взрослых аналитиков, направленных против эмоциональных откликов, которые традиционно * считались материнскими и таким образом женскими. Между прочим, базисные элементы для такой ранней комплиментарное™ приобретаются через интернализацию фазово-специфических отношений осуществляющего уход объекта задолго до того, как проблемы половой идентичности достигают центральной эволюционной значимости. Даже если у женщин-аналитиков, в особенности тех, которые имеют собственных детей, больше конкретного опыта использования своей материнской комплиментарности, те же самые способности обычно в равной мере присутствуют у их коллег-мужчин при условии, что последние чувствуют себя внутренне свободными переживать их и полагаться на них в своей работе с глубоко регрессировавшими пациентами. Это демонстрируется многими чрезвычайно тонкими вкладами мужчин-аналитиков, работающих с шизофреническими пациентами.

Независимо от пола аналитика главная проблема, по-видимому, заключается в том, как использовать его или ее комплиментарные отклики на шизофренического пациента, регрессировавшего к недифференцированности. Аналитик постоянно находит свои комплиментарные отклики как состоящие из импульсов и чувств, которые совместимы с некоторыми ухаживающими действиями, встречаемыми в ранних взаимодействиях мать-дитя. Они включают импульсы сохранить пациента живым, заботиться о его базисных потребностях и давать пациенту удовлетворение его ранних инфантильных желаний. Аналитики, у которых отсутствует предшествующий опыт работы с глубоко регрессировавшими пациентами, обычно не готовы к должному использованию таких комплиментарных откликов. Будучи обучены главным образом «классической технике» работы с невротическими пациентами, они склонны полагать, что эти отклики являются информативными о том, что следует, теперь или впоследствии, использовать как основу для интерпретации, а не о том, что следует, в той или иной форме, актуализировать в их отношениях с пациентами. Результатом, как правило, бывает не только отсутствие общего языка между двумя сторонами, но также возрастающая сложность или невозможность для аналитика достичь статуса нового эволюционного фактора для пациента.

Проблема аналитика, обученного работать с невротическими пациентами, заключается в том, что его никогда не учили удовлетворять инфантильные потребности пациента. Любое указание на то, что аналитик может или даже обязан, удовлетворять симбиотические потребности недифференцированного пациента, представляется несущим серьезную угрозу для аналитического воздержания — одного из краеугольных камней классической техники. Однако, как я надеюсь показать, это мнение ошибочно, оно основывается на ошибочном приравнивании эволюционной задержки у психотического к таковой у невротического пациента. Вместо того чтобы предлагать компромиссы для принципа воздержания в ходе работы с глубоко регрессировавшими пациентами, я предлагаю еще более строго придерживаться этого правила, которое необходимо в рабэте с невротическими пациентами.

Аналитическое воздержание специфически означает избегание аналитиком принятия на себя функций и ролей, предлагаемых ему трансферентными ожиданиями пациента. Последовательно отказываясь от роли трансферен-тного объекта, аналитик столь же последовательно доступен для пациента в качестве нового эволюционного объекта. Перенос и соответствующие повторения эволюционной неудачи пациента, хотя они незаменимы как несущие информацию о натуре пациента, представляют эволюционный тупик, который может привести лишь к безвыходной ситуации. Именно трансферентный ребенок в пациенте представляет никогда не изменяющиеся и не-насытимые требования без конца повторяющегося удовлетворения, в то время как эволюционные потребности, которые представляют аспекты, препятствующие остановке пациента в развитии, обладают склонностью к изменению и продвижению, при условии, что они адекватно воспринимаются эволюционным объектом.

Роль или функция нового эволюционного объекта определяется соответствующей стадией эволюционной задержки пациента. В то время как роль аналитика по отношению к невротическому пациенту состоит в том, чтобы вызвать у последнего возобновление его в основном эдипально задержанного развития с последующим запоздалым разрешением его юношеского кризиса, соответствующая функция аналитика с шизофреническим пациентом заключается в том, чтобы предоставить последнему возможность возобновления своего симбиотически неудавшегося и задержанного психического развития. Это необходимо для того, чтобы достаточно прочно восстановить субъективное психологическое существование шизофреника и таким образом позволить формирование задержавшейся структуры, которая в идеале в должное время приведет к динамической и структурной констелляции, напоминающей ту, с которой невротический пациент начинает свое лечение. Принцип воздержания не направлен против удовлетворения всех возникающих в ходе взаимодействий потребностей пациента. Не говоря уже о том, что такие взаимоотношения между двумя людьми не будут работать без адекватной помощи и реагирования аналитика на потребности пациента как в текущем, так и в новом эволюционном объектах, ибо в противном случае не будет ни рабочего альянса, ни какого-либо структурного прогресса в аналитическом лечении. Избегая бесплодной и разрушительной роли трансферентного объекта, аналитик, работающий с невротическими пациентами, тщательно воздерживается от удовлетворения инфантильных потребностей и желаний, неотъемлемо присутствующих в трансферен-тных ожиданиях пациента. Однако даже с такими пациентами должное аналитическое воздержание ограничено их переносами, то есть на их уровне патологии оно направлено преимущественно против задержанных эдипальных ожиданий и их регресс'ивных развитии. Природа эволюционной задержки невротического пациента определяет более или менее ясно центральную задачу аналитика как нового эволюционного объекта, помогающего пациенту оставить свое детство и стать относительно автономным взрослым, то есть освободиться от своих эволюционных объектов, включая аналитика. Однако то же самое совсем неверно относительно пациентов, чье структурное развитие намного менее завершено вследствие ранней природы их эволюционных неудач и последующих задержек на примитивных формах личностного функционирования и объектной связанности. Эти пациенты нуждаются в новых эволюционных объектах для намного более фундаментальных, многофазных и длительных структурообразующих процессов, чем пациенты с установившейся константностью Собственного Я и объекта и со способностью к индивидуальным переносам.

Шизофренический пациент, регрессировавший к недифференцированное, представляет собой самый серьезный вызов способности аналитика адаптировать свое функционирование в качестве нового эволюционного объекта к фазово-специфическим потребностям пациента. Как говорилось выше, в данной работе я исхожу из того, что примитивная психика начинается и формируется психически представленными переживаниями удовлетворения, которые обеспечивает первое ухаживающее за младенцем лицо. Удовольствие как психический феномен должно, таким образом, активно вводиться и «подтверждаться» в психическом мире переживаний ребенка эволюционным фактором, который в должное время станет восприниматься ребенком как первый представитель внешнего объектного мира. Без удовольствия не может возникнуть никакая психическая жизнь, а при недостаточном удовольствии в начале жизни будут развиваться лишь недостаточно представленные базисные структуры для развертывающейся психики ребенка. Таким образом, первый эволюционный конфликт представляется не эмпирически интрапсихичес-ким и даже не как конфликт, переживаемый между индивидом и внешними объектами, но как допсихологический конфликт между потенциальной психикой ребенка и эволюционным фактором, требуемым для того, чтобы потенциальная психика становилась активированной и представленной как психические феномены.

Обычно ухаживающие действия матери обеспечивают достаточно богатые и разносторонние переживания для телесных аспектов ребенка и матери, а также другие ощущения, вовлеченные во взаимодействия, чтобы они становились психически представленными и катектированными как приятные и «либидинальные». Такие переживания поэтому обеспечивают ребенка недифференцированной репрезентативной массой, из которой дифференцируются первые образы Собственного Я и объекта первоначально как формации чистого удовольствия. Структурообразующая функция матери как первого эволюционного фактора для ее психически все еще недифференцированного ребенка, по-видимому, специфически заключается в том, чтобы быть поставщиком качественно и количественно достаточных переживаний удовлетворения. С позиции ребенка, природа этих субъективно все еще допсихологических взаимодействий определяет, станет ли развиваться достаточно репрезентированная психика, получающая достаточное количество удовольствий для того, чтобы становиться носителем принципов базисного доверия (Erikson, 1950), своей желанности, и обладающая правом на жизнь и ее удовольствия (Sechehaye, 1951). Если приятные основы психической жизни остаются скудными и малокровными, жизнь может казаться ненужной, как это, по-видимому, происходит в случае инфантильного аутизма. Или, что более обычно, требования автономной жизни, предъявляемые к подросткам и юношам, могут привести индивида с недостаточно развитыми базисными структурами к психической изоляции или даже к эмпирической недифференцированное.

Представляется крайне важным осознать, что обеспечение переживаний удовлетворения является единственным путем приближения к недифференцированной психике, для того чтобы вступить в нее в качестве структурообразующего и таким образом способствующего развитию элемента. Удовлетворение — единственный язык, воспринимаемый и признаваемый до появления переживания Собственного Я, а также после его вторичной утраты вследствие регрессии. Удовлетворение — специфическая и единственная структурообразующая функция эволюционного объекта до того, как он становится объектом для своего протеже даже в субъективном смысле. Таким образом, адекватное удовлетворение пациента, повторяющего свою симбиотическую неудачу в регрессии к недифференцированности, представляется крайне отличным, если не диаметрально противоположным, удовлетворению трансферентных ожиданий невротического пациента.

Как неоднократно подчеркивалось, прогресс в психоаналитическом лечении протекает не в секторе транс-ферентного повторения неудачи, а в области прерванного развития и нового эволюционного объекта. Однако так как ни трансферентное, ни эволюционное Собственное Я и объектные репрезентации не будут существовать в эмпирическом мире пациента, регрессировавшего к недифференцированности, элементы таких переживаний, как повторяющие неудачу, так и эволюционно ориентированные, будут находить свое выражение лишь косвенным образом и могут быть обнаружены и поняты через комплиментарную чувствительность аналитика, как это описывалось выше. Однако в такой ситуации реакция аналитика, соответствующая принятию им роли трансферентного объекта, – ничегонеделание и таким образом позволение пациенту уйти в аутизм, который будет выражением его неудавшегося первичного симбиоза. По контрасту с этим, если аналитик должным образом обеспечивает пациенту удовлетворение его симбиотических потребностей, это будет соответствовать тому, что аналитик становится не-трансферентным новым объектом, с которым может быть возобновлено задержанное развитие.

В психоаналитическом лечении глубоко регрессировавших шизофренических пациентов воздерживание от удовлетворения их симбиотических потребностей будет, таким образом, означать принятие на себя функции неудачного эволюционного фактора пациента. Адекватное удовлетворение аналитиком этих потребностей будет равнозначно его отказу от принятия такой функции, а вместо этого предложению себя в качестве нового эволюционного фактора для пациента. Сколь бы парадоксальным это ни казалось аналитику, обученному работе с невротическими пациентами, аналитическое воздержание лучше всего проявляется в работе с пациентами, регрессировавшими к недифференцированное, через правильно понятое и адекватно реализуемое удовлетворение их самых ранних инфантильных потребностей.

Что означает такое адекватное удовлетворение и как оно осуществляется? Следует ли аналитику кормить регрессировавшего пациента из бутылочки, купать его, ласкать его или обеспечивать другими конкретными материнскими услугами? Хотя было бы понятно и на первый взгляд оправданно предлагать пациенту прямое удовлетворение в первоначальной конкретной форме, когда регрессия в недифференцированность представляется хронической и генерализованной, имеются важные причины того, что косвенные и символические формы удовлетворения представляются предпочтительными даже при таких обстоятельствах.

Наиболее очевидной причиной для воздерживания от попыток воссоздания конкретных ситуаций ухаживания между аналитиком и пациентом является то, что, как свидетельствует общераспространенный опыт, такие попытки обычно просто не срабатывают, по крайней мере на протяжении длительного времени. Вместо того, чтобы принять конкретные материнские заботы аналитика как приятные, пациент склонен большей частью отвергать их и скорее интенсифицировать его уход. Такие заботы, по всей видимости, выдвигают на первый план регрессивное повторение симбиотической неудачи пациента, с характерной тенденцией декатектирования недифференцированных репрезентативных осадков, которые однажды были приобретены через приносящие удовлетворение переживания, связанные с первым ухаживающим за пациентом лицом. Попытки аналитика предлагать пациенту привычные услуги по уходу склонны повторять соответствующие переживания с неудавшимся эволюционным фактором и поэтому увеличивают шансы ухода пациента в аутизм и чисто физиологическое переживание.

Для того чтобы стать новым эволюционным фактором в закрытом мире переживаний пациента, аналитик должен быть отличен от первоначального фактора, который ранее уже потерпел неудачу. Становясь новым эволюционным объектом, или фактором для пациента, аналитик не соревнуется с первыми эволюционными объектами пациента в области повторения неудачи. Попытка лучше заботиться о конкретном телесном благополучии пациента, чем это делала мать последнего, ставит аналитика в положение, сравнимое с принятием им роли трансферентного объекта для менее регрессировавшего пациента.

Когда аналитик становится новым эволюционным объектом, с которым возобновляется строительство вторичной психической структуры в тех областях, где родители как первые эволюционные объекты потерпели неудачу, это не означает, что аналитик становится или претендует быть новым и лучшим родителем для пациента. Утраченных и неудачных родителей можно заменить, лишь когда в них все еще нуждаются в качестве первичных эволюционных объектов. Хотя психически задержанные взрослые также нуждаются в эволюционном объекте, они уже не могут воспользоваться новым родителем, нуждаясь вместо этого в ком-то, кто помог бы им завершить их психические структуры для лучшего соответствия хронологическому возрасту. Как эволюционные объекты родители эмпирически принадлежат либо детству, либо переносу: в первом случае — когда они успешны, во втором — когда терпят неудачу.

В отличие от них аналитик как эволюционный объект не принадлежит ни к детству пациента, ни к его переносу или соответствующим повторениям эволюционной неудачи. Он является новым эволюционным фактором в жизни взрослого пациента, обеспечивая последнего возможностью таких структурообразующих переживаний и взаимодействий, которые не материализовались с его первоначальными эволюционными объектами. То, что эти эволюционные, процессы обычно принадлежат различным стадиям младенчества, детства и юности, обеспечивает комплиментарные и эмпатические отклики аналитика на эволюционно задержанные послания пациента соответствующими родительскими и детскими качествами, оправдывая использование таких метафор как «трансферентный ребенок», «развивающийся ребенок» и «аналитический ребенок» для описания различных эволюционных аспектов в аналитических взаимодействиях. Однако, хотя они информативны как о потерпевших неудачу, так и о все еще активных эволюционных аспектах эмпирического мира пациента, а также дают аналитику фазово-специфические ориентиры для его функционирования в качестве нового эволюционного объекта, эти послания и отклики не санкционируют презентацию аналитиком себя в качестве нового и более хорошего родителя для пациента. Помимо того, что это представляло бы создание бредовой лечебной констелляции, это означало бы обманывание пациента и как хронологического взрослого, и как «развивающегося ребенка». Неизбежная неудача таких взаимодействий склонна порождать новые ятроген-ные переносы, которые иногда делают невозможными любые последующие попытки аналитического лечения.

Главная функция аналитика — представлять текущую реальность для пациента. Это означает абсолютную честность и избегание всякой ролевой игры и притворства в отношении к пациенту. Хотя комплиментарные отклики аналитика на глубокого регрессировавшего шизофренического пациента аналогичны и сравнимы с откликами матери, ухаживающей за своим ребенком, это не дает права аналитику относиться ко взрослому человеку так, как если бы он действительно был ребенком, так же как это не дает права аналитику сажать пограничного пациента к себе на колени или читать невротическому пациенту лекцию об основах сексуального поведения на том основании, что подобное родительское поведение вполне уместно на стадии эволюционных задержек таких пациентов. Мужчина или женщина шизофреники являются взрослыми людьми, и к ним следует относиться соответственно и уважать их как таковых (Federn, 1933; Fromm-Reichmann, 1950). Их регрессия, независимо от того, сколь она глубока и разрушительна, не трансформирует их в младенцев, они остаются взрослыми людьми, чье психическое развитие было серьезно нарушено на ранней стадии развития. Даже если это может быть далеко от реальности самого пациента, это тем не менее та реальность, которую, как надеется аналитик, он однажды сможет разделить с пациентом.

Соответственно, необходимое удовлетворение симби-отических потребностей глубоко регрессировавшего шизофренического пациента должно осуществляться таким образом и в таких формах, которые будут в принципе приемлемы для среднего человека его возраста. Клинический опыт подтверждает, что не требуется никакой организации игр мать — дитя для обеспечения шизофренического пациента симбиотическим удовлетворением, необходимым для того, чтобы аспекты аналитика участвовали в возобновленной регистрации новых репрезентаций приятных переживаний в недифференцированном мире переживаний пациента.

Если аналитику необходимо стать новым симбиотическим фактором в недифференцированном мире шизофренического пациента, аналитик должен быть способен достигать и находиться в гармонии с очень архаическими и во многих отношениях односторонними формами связанности. Как правило, это будет возможно лишь при полной преданности аналитика и его абсолютной доступности для пациента в течение проводимого с ним времени. Никакой притворный интерес, никакие уловки, ничто искусственное не будет срабатывать. В то время как в нормальном симбиозе фазово-специфическое присутствие матери является более расслабленным и пассивным, аналитик, работающий с глубоко регрессировавшим шизофреническим пациентом, лицом к лицу сталкивается не с нормальным, а с неудавшимся симбиозом, с человеком, уходящим от симбиотических взаимоотношений и декатектирующим их, а не наслаждающимся ими и мотивированным к дальнейшему их расширению^ развитию. Следовательно, в психике аналитика намного больше дополнительной озабоченности, а также потребности находить и возвращать пациента по сравнению с матерью, ухаживающей за своим счастливо симбиотическим ребенком. Воздух наполнен атмосферой человеческой трагедии, при этом в аналитике возрастает чувство собственной значимости и ответственности за пациента. Эти обстоятельства пробуждают фантазии о спасении жизни и творящей чудеса работе, таким образом стимулируя потенциальные возможности аналитика к нарциссическому контрпереносу, в это время чувства значимости, ответственности и озабоченности у аналитика являются фазово-специфически подходящими откликами на отчаянную эмпирическую изоляцию пациента.

При фазово-специфически настроенной открытости и полной преданности пациенту со стороны аналитика в сочетании с дополнительной озабоченностью, соответствующей ситуации пациента, пациент в большинстве случаев склонен реагировать на вербальную и невербальную коммуникацию аналитика своими все еще жизнеспособными симбиотичес-кими структурами и остающимися объектно-ориентированными эволюционными потенциалами. Это будет ощущаться как изменение в обстановке, как пробуждение заинтересованности пациента в присутствии аналитика и как существенное увеличение комплиментарных откликов аналитика. Такие переживания, как правило, отмечают вступление аналитика в эмпирический мир пациента в качестве источника вновь начавшихся репрезентативных процессов, и таким образом отправную точку терапевтического симбиоза.

В эволюционном симбиозе существенно важно наличие ощущаемого присутствия все еще недифференцированной, но уже знакомой и постоянно расширяющейся репрезентативной конфигурации. Это также представляется справедливым в аналитическом лечении глубоко регрессировавших шизофреников, когда аналитику удается стать новым симт биотическим фактором в мире переживаний пациента. Настроенное присутствие такого симбиотического фактора будет порождать атмосферу всепроникающих благоденствия, теплоты и безопасности, которые соответствуют знаменитой концепции «поддерживания»Винникотта (1960). Когда достигнуто такое положение, присутствие аналитика становится, как правило, источником удовольствия. Ощущения, предоставленные аналитиком, являются частями такого общего удовольствия и будут регистрироваться в репрезентативном мире шизофренического пациента. Эти ощущения, представляющие все чувствительные модальности, начнут включаться в ту недифференцированную репрезентативную массу, из которой, как ожидается, должен дифференцироваться образ аналитика как нового эволюционного ; объекта для пациента.

Важную роль в этом процессе играет речь аналитика. Однако до тех пор, пока в психике пациента отсутствует переживание дифференцированного Собственного Я, аналитику некому адресовать свои слова. Поэтому основная их значимость заключается не в их содержании, а в том, что они являются источником удовлетворения как части приятного воспринимаемого потока, исходящего от аналитика как нового симбиотического фактора. Конкретная природа слов на этом уровне переживания делает их подходящими для представления символического удовлетворения ранних потребностей, включающих в себя поглощение и получение.

Это не следует понимать в том смысле, что не имеет значения, что именно аналитик говорит глубоко регрессировавшему пациенту. Напротив, слова аналитика как говорящего могут иметь для него смысл лишь как комбинация абстрактного содержания и должного аффекта. Без такой наполненности смыслом он не может чувствовать, что использует свой вербальный инструмент подлинным и коммуникативным образом, независимо от того, сколь глубоко регрессировал другой человек, на которого он пытается воздействовать своими словами. С точки зрения глубоко регрессировавшего пациента, позитивное аффективное переживание, получаемое от услышанных слов, передается через то, как они были сказаны, через их «либи-динальный» тон и мелодию, а не через их абстрактное содержание. Таким образом, в то время как аффект придает смысл словам аналитика как абстрактным символам, для пациента аффект придает смысл тем же самым словам как конкретным символам. В процессе значимой коммуникации аффективными посланиями посредством вторичного процесса вербализации на первичный процесс восприятия другого следует соблюдать критерии осмысленности для каждого уровня.

Примером этого служит мнимая эффективность интерпретаций в работе с глубоко регрессировавшими шизофрениками. Представляется неизбежным, что до тех пор, пока интерпретации предлагаются пациенту, который регрессивно утратил переживание Собственного Я, любые признаки влияния слов аналитика на структурообразующие репрезентативные процессы пациента обусловлены позитивными аффективными качествами слов аналитика как «вещей», но не являются результатами нового «инсайта», обусловленного абстрактным содержанием интерпретации.

То, что могло представляться эффективным как увеличение знания о себе, может, таким образом, быть эффективным в основном в качестве колыбельной. Послания отдифференцированного Собственного Я индивида, использующего вторичный процесс мышления и вербализацию, к недифференцированной психике другого человека, в которой преобладает крайне архаический первичный процесс, будут претерпевать коренные эмпирические изменения на своем пути от отправителя к получателю. Хотя представляется, что в психоаналитическом лечении полезно говорить о пациенте пациенту на всех уровнях патологии последнего, для аналитика важно осознавать, могут ли и до какой степени его слова восприниматься и использоваться пациентом как способствующие инсайту, как способствующие наращиванию структур дефектного Собственного Я или как просто улучшающие недостаточно развитые недифференцированные структуры удовольствия.

Когда пациент впервые становится способен синтезировать образ аналитика каклибидинально катектирован-ный новый внешний объект в своем мире переживаний, это восстанавливает эмпирический диалог между Собственным Я пациента и объектным миром, по крайней мере на данный момент. Такое событие, как правило, мгновенно и сопровождается драматическим изменением в односторонней констелляции лечебной ситуации. Внезапно чувство одиночества аналитика отступает; в комнате находятся два эмпирически присутствующих человека. Пациент, который находился абсолютно вне контакта, теперь показывает, что он живо осознает присутствие аналитика, разговаривает с ним и часто демонстрирует удивительно ясное восприятие реальности. Такой эволюционный скачок во взаимодействиях сильно отражается на эмоциональных откликах аналитика на пациента. Типично в психике аналитика наблюдается прилив фазово-специфически более оттеночных комплиментарных откликов, включая озабоченность по поводу недавно восстановленного субъективного существования пациента. Возникновение переживания Собственного Я у пациента делает теперь возможными даже эмпатические отклики, говорящие аналитику о все еще узкой и хрупкой природе только что интегрированного Собственного Я пациента и о его отчаянной зависимости от образа аналитика как «абсолютно хорошего» нового внешнего объекта.

Восстановление диалога в эмпирическом мире пациента является, как правило, исключительно трогательным и вознаграждающим переживанием для аналитика, в котором чувства радости, нежности и гордости, обусловленные его генеративной комплиментарностью в качестве нового эволюционного объекта пациента, могут заражаться различными контрпереносными смыслами данной ситуации, в особенности нарциссической природы.

Так как пока еще не существует никаких интернализа-ций, полученных от этого новорожденного объекта в психике пациента, образ аналитика может вначале сохраняться лишь в течение того времени, когда он физически присутствует. Уходя из комнаты, аналитик уносит свое перцепту-альное присутствие, и до тех пор, пока в психике пациента не развились интроективные репрезентации аналитика, оставленный в одиночестве пациент будет возвращаться к эмпирической недифференцированности.

Психология bookap

В адекватно протекающем процессе лечения, как правило, вскоре появляются хорошие интроекты аналитика, позволяющие сохранять дифференцированность в эмпирическом мире пациента даже в отсутствие аналитика. Эти интроективные переживания являются аналитико-специ-фическими психическими присутствиями, основанными на зарегистрированных энграммах успокаивающих и стимулирующих безопасность аспектов его присутствия и поведения. Однако аналогично только что установившейся диф-ференцированности Собственного Я и объекта в раннем детстве первые переживания аналитика в качестве нового объекта не выносят каких-либо фрустраций и не могут ин-троективно сохраняться, прежде чем не сформируется также необходимый образ «абсолютно плохого» объекта. В институциональном сеттинге этот необходимый враг склонен быть экстернализован и персонифицирован каким-то другим сотрудником персонала.

Таким образом для пациента снова становится возможным интроективно-проективное переживание и связанность. Функционирующая интроективно-проективная система незаменима для сохранения первичной дифференцированнос-ти психического переживания (Volkan, 1987) и, таким образом, начального переживания субъективного существования. С восстановлением первичной дифференцированности посредством включения в нее терапевта в качестве нового эволюционного объекта достигнута главная цель первой стадии лечения шизофренического пациента.