Три лица Евы: история Крис Сайзмор


...

Ева


Корбет Тигпен был психиатром, лечившим двадцатипятилетнюю замужнюю женщину от «жестоких и вызывающих временную слепоту головных болей». Эта женщина также сообщала, что вследствие головной боли у нее возникают «временные отключения сознания». Тигпен и его коллега Клекли называли ее в своих последующих работах «Евой Белой». После серии нечастых терапевтических сеансов они пришли к выводу, что ее симптомы были вызваны действием типичного коктейля из семейных конфликтов и личных разочарований. Однажды она забыла детали предыдущего сеанса терапии, но позднее вспомнила их под гипнозом. Казалось, в ее случае не было ничего необычного. Но в один прекрасный день Тигпен совершенно неожиданно получил анонимное письмо, которое, как он сразу догадался, было написано Евой Белой. Однако он отметил, что последний абзац, очевидно, был написан кем-то другим. Незрелое содержание и неуверенный почерк выдавали руку ребенка.

Ева, которой во время следующего визита был задан вопрос о письме, заявила, что она о нем ничего не знает. Затем она все же вспомнила, что начинала писать какое-то письмо, но была уверена, что не докончила его и уничтожила. Во время беседы она сильно разволновалась и внезапно спросила, действительно ли человек, слышащий воображаемые голоса, является психически нездоровым. Тигпен был заинтригован. Ева никогда прежде не проявляла подобных симптомов и не упоминала о них. Прежде чем Тигпен получил возможность ответить на ее вопрос, она прикрыла лоб руками, как если бы внезапно ощутила сильную боль. Через какое-то время она сняла руки со лба, отчаянно улыбнулась и сказала веселым голосом: «Привет, доктор!» Хорошо знакомая застенчивая Ева Белая уступила место новой женщине с озорными и дерзкими манерами, говорившей о Еве Белой как о совершенно другой личности. Когда ее спросили, кто она, женщина ответила: «О, я Ева Черная». Фактически перед Тигпеном сидел совершенно другой человек.

В последующие четырнадцать месяцев во время собеседований, продолжавшихся в общей сложности около ста часов, был собран обширный материал о поведении и внутренней жизни Евы Белой и Евы Черной. Тигпен и Клекли отмечали, что Ева Черная существовала как независимая личность, начиная с детства Евы Белой, и всегда проявлялась в результате каких-то разрушительных событий. Кроме того, хотя Ева Белая не знала о Еве Черной, Ева Черная знала о Еве Белой: когда Ева Черная не была «отключена», она знала о том, что делает Ева Белая, в то время как обратного эффекта не наблюдалось. Хотя Ева Черная часто «выскакивала» совершенно неожиданно, было установлено, что первоначально ее можно было вызвать только с помощью гипноза. После дальнейших терапевтических сеансов надобность в гипнозе отпала, и Клекли мог вызывать ту личность, с которой он хотел поговорить. Один из нежелательных побочных эффектов заключался в том, что Ева Черная почувствовала себя более способной «замещать» Еву Белую, чем это было раньше.

Тигпен и Клекли предположили, что фрагментация личности Евы была способом справиться с теми переживаниями, которые она не могла вынести. Это предположение, по-видимому, подкрепляется самой биографией Крис Сайзмор113 (это настоящее имя Евы); она рассказывала о множестве травмировавших ее психику инцидентах, пережитых ею в детские годы в Северной Каролине в период Великой депрессии.114 Во время первого такого инцидента она оказалась свидетельницей того, как из заболоченного канала извлекали тело мертвого мужчины. Предполагалось, что он в пьяном виде упал в воду прошлой ночью и утонул. Крис сообщала, что когда она смотрела на происходящее внизу, то «видела» на мосту маленькую девочку, у которой были рыжие волосы и блестевшие в лучах утреннего солнца спокойные, совершенно не испуганные ярко-голубые глаза. Второй эпизод имел отношение к ее матери, у которой в руках внезапно раскололась стеклянная бутылка с молоком. Понимая, что дочь стоит прямо под разваливающейся на части бутылкой, мать Крис по имени Зуэлин стала прижимать осколки стекла к телу, чтобы защитить от ранений дочь. В это время один осколок вонзился матери в левое запястье. Вид крови ужаснул Крис, и она, вместо того чтобы позвать кого-нибудь из взрослых, бросилась прочь и забилась в угол комнаты. Рыжеволосая девочка с холодными голубыми глазами появилась еще раз и какое-то время смотрела на алую кровь, смещавшуюся с белым молоком, после чего побежала звать взрослых на помощь.


113 Sizemore С. С, Pittillo Е. S. I'm Eve. New York: Doubleday & Co, 1977.

114 В своей следующей книге («A mind of ту own», изданной в 1989 году) Сайзмор утверждала, что ее личности существовали с рождения.


Вскоре произошел еще один травмирующий эпизод. Отец Крис работал на местной лесопилке, где звук гудка обычно оповещал о начале и конце рабочего дня. Однажды гудок включился в 10.25, сигнализируя о произошедшем несчастном случае. Все родственники рабочих немедленно поспешили на лесопилку, чтобы узнать подробности инцидента. Крис была среди них и, подойдя к пилораме, увидела тело мужчины, разрезанного пополам на уровне груди. Каждая из половин тела лежала по разные стороны от полотна пилы на небольшом расстоянии друг от друга. Крис заметила, что одна рука покойника также была отрезана. Фактически, тело было разрезано на три части.

Позднее Крис написала, что ребенок никогда не должен видеть такие ужасные вещи и что она сама не могла вынести их вида. Она утверждала, что, возможно, рыжеволосая девочка была среди тех, кто мог смотреть на то, на что сама она смотреть не могла.

Несмотря на эти инциденты, Крис жила в достаточно благополучных условиях, по сравнению со многими другими детьми, росшими в Америке в период Великой депрессии. Большую часть своего детства она прожила вместе со своей многочисленной семьей на собственной ферме. Семья удачно вложила деньги в покупку земли, а занятие сельским хозяйством позволяло избежать многих трудностей того времени. Тем не менее, Крис постоянно попадала в неприятные ситуации. Она делала то, что ей запрещали делать, а потом это всячески отрицала. Подобные инциденты, сопровождавшиеся «ложью», доводили родителей до белого каления и вынуждали их прибегать ко все более суровым наказаниям, а в то время большинство наказаний были, по сути, физическими. Во время таких экзекуций Кристина кричала, что «это сделала она!» и со слезами на глазах продолжала доказывать свою невиновность.

Одной из примечательных характеристик многих наблюдавшихся позднее случаев МЛР является осуществление сексуального насилия над ребенком. Но, несмотря на многочисленные сеансы психотерапии, часто проводимые с использованием гипноза, не было получено никаких свидетельств того, что Ева страдала от подобной формы насилия. Катализатором создания Евой «других» личностей, по-видимому, послужили травматические инциденты (не сексуального характера), произошедшие с ней в детстве.

Тигпен и Клекли использовали методы противопоставления для исследования личностей Евы. Наряду с психотерапевтическими сеансами Евы, они также занимались интервьюированием членов ее семьи (мужа и родителей). Как правило, члены семьи подтверждали различные инциденты, о которых сообщала Ева Черная. Но так как Ева Белая не имела контакта с Евой Черной, а Ева Черная «врала много и без зазрения совести», то психотерапевты не смогли проверить правдивость всех ее историй. Муж и родители замечали изменения личности Евы Белой, свидетелями которых были и психотерапевты, но, не зная о МЛР, они воспринимали их как «проявления характера» или «как странные маленькие особенности» — как наивно назвала их ее мать. Все они отметили, что перемены ее личности кардинально изменяли обычно мягкий и уступчивый характер Крис.

Когда Еву Черную обвиняли в каком-то проступке, она при своем «внезапном появлении» выражала удовлетворение тем, что сумела наозорничать или осуществить какое-то запретное действие, а затем исчезала, в результате чего наказанию подвергалась Ева Белая. В свою очередь, Ева Белая сообщала, что приходила в недоумение, когда ее наказывали за проступки, о которых она ничего не помнила. Ева Черная вела гедонистический образ жизни, подразумевавший, помимо прочего, покупку дорогих и ненужных предметов одежды и флирт с незнакомыми мужчинами в дешевых ночных клубах. Ей нравилось уходить из дома и потреблять спиртные напитки, так как она знала, что наутро от похмелья будет страдать Ева Белая, не знающая о причине своего недомогания или о том, что случилось с ней прошлым вечером. Что касается дорогой одежды, то, увидев ее, Ева Белая всегда отрицала свою причастность к ее покупке. Испуганная не менее своего мужа мыслью о непомерных тратах, она брала покупки и несла сдавать их обратно в магазин. Она не могла объяснить, как новая одежда оказалась в ее шкафу, и начинала подозревать, что все это подстроил ее муж, пытающийся создать впечатление о ее «тихом помешательстве».

У Евы Белой была четырехлетняя дочь, которая из-за психиатрических проблем матери жила с бабушкой и дедушкой. Необходимость работать вдали от того места, где жила девочка, делала Еву Белую еще более несчастной. Ева Черная знала о существовании ребенка, но не проявляла к нему никаких чувств. Обычно она игнорировала девочку или проявляла к ней полное безразличие. Но однажды, когда, по ее словам, «соплячка стала играть на моих нервах», она попыталась задушить ее. В результате, несчастья удалось избежать только благодаря вмешательству мужа Евы Белой. Зная об этом инциденте, но не зная о своем участии в нем, Ева Белая добровольно согласилась на какое-то время отправиться в психиатрическую клинику. Ева Черная не признавала брака с мужем Евы Белой, которого она презирала. Тигпен и Клекли были уверены, что брак супругов даст трещину по причине их несовместимости, но присутствие Евы Черной делало их развод практически неизбежным. Ева Черная не стремилась преднамеренно причинять вред Еве Белой, но зато она никогда не испытывала вины за содеянное или сочувствия к пострадавшей.