5
Нет сомнения, это был весьма тяжелый случай психоневроза. Задеты были главные артерии, по которым струилась жизнь.
Еда и любовь, вода и карающая рука предопределяли печальнейший финал. Гибель была, казалось, неизбежна. Гибель от холода, страха и, может быть, даже от жажды. Страх наказания и мания преследования могли иметь место в финале.
Этот финал легко было назвать психической болезнью. Между тем, это был всего лишь бурный ответ (верней: комплекс ответов) на условные раздражители. Причем ответ целесообразный с точки зрения бессознательной животной психики. В основе этого ответа лежал оборонный рефлекс. В основе ответа была защита от опасности…
Разум не контролировал этот ответ. Логика была нарушена. И страх действовал в губительной степени.
Этот страх цепко держал меня в своих объятиях. И он не сразу оставил меня. Он сжимал меня тем сильнее, чем глубже я проникал в тот поразительный мир, законы которого я так долго не мог понять.
Но я проник за порог этого мира. Свет моего разума осветил ужасные трущобы, где таились страхи, где находили себе пристанище варварские силы, столь помрачавшие мою жизнь.
Эти силы не отступали, когда я вплотную подошел к ним. Они приняли бой. Но этот бой был уже неравный. Я раньше терпел поражения в темноте. Не зная, с кем я борюсь, не понимая, как я должен бороться. Но теперь, когда солнце осветило место поединка, я увидел жалкую и варварскую морду моего врага. Я увидел наивные его уловки. Я услышал воинственные его крики, которые меня так устрашали раньше. Но теперь, когда я научился языку врага, эти крики перестали меня страшить.
И тогда шаг за шагом я стал теснить моего противника. И он, отступая, находил в себе силы бороться, делая судорожные попытки остаться, жить, действовать.
Однако мое сознание контролировало его действия. Уже с легкостью я парировал его удары. Уже с улыбкой я встречал его сопротивление.
И тогда объятия страха стали ослабевать. И наконец прекратились. Враг бежал.
Но что стоила мне эта борьба!
Я валялся в постели. Мое оружие бумага и карандаш лежало рядом со мной. И у меня иной раз не было даже силы поднять мою руку, чтобы взять их снова.
Казалось, жизнь оставляет меня.
Как сказано у Гете:
Всегда его сперва он убивает.
Я был убит, растерзан, искромсан, с тем чтоб снова возникнуть из праха.
Я лежал почти бездыханный, ожидая, что вот еще раз вернется мой противник, и тогда все будет кончено. Но он не вернулся.
По временам появлялись привычные симптомы, но они не сопровождались страхом.
Жизнь стала возвращаться ко мне. И она возвращалась с такой быстротой и с такой силой, что я был поражен и даже растерян.
Я поднялся с постели уже не тем, кем я был. Необыкновенно здоровый, сильный, с огромной радостью в сердце, я встал с моей постели.
Каждый час, каждая минута моей жизни наполнялись каким-то восторгом, счастьем, ликованием.
Я не знал этого раньше.
Моя голова стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна.
Почти потрясенный, я следил за каждым моим движением, поступком, желанием. Все было крайне ново, удивительно, странно.
Я впервые почувствовал вкус еды, запах хлеба. Я впервые понял, что такое сон, спокойствие, отдых.
Я почти заметался, не зная, куда мне девать мои варварские силы, столь непривычные для меня, столь не скованные цепями.
Как танк, двинулся я по полям моей жизни, с легкостью преодолевая все препятствия, все преграды.
Я чуть было не натворил много бед, не соразмеряя своих новых шагов и поступков.
И тогда я задумался над своей новой жизнью. И она показалась мне не столь привлекательной, как вначале. Мне показалось, что я стал людям приносить больше горя, чем раньше, когда я был скованный, слабый. Да, это было так.
Мне стало жаль моих покинутых цепей.
Передо мной был выбор вернуться назад, не закрепив завоеванного, или идти дальше. Или отдать свои новые силы искусству тому, чем я раньше был занят по необходимости, не умея в полной мере реализовать своих чувств иначе как на бумаге.
Но теперь мой разум был свободен. Я волен был распоряжаться, как хочу.
Я вновь взял то, что держал в своих руках, искусство. Но я взял его уже не дрожащими руками, и не с отчаянием в сердце, и не с печалью во взоре.
Необыкновенная дорога расстилалась передо мной. По ней я иду вот уже много лет. И много лет я не знаю, что такое хандра, меланхолия, тоска. Я забыл, какого они цвета.
Оговорюсь я не испытываю беспричинной тоски. Но что такое дурное настроение, я, конечно, и теперь знаю оно зависит от причин, возникающих извне,