Общественное мнение

Рамкопф. Да поймите наконец, дорогой Мюнгхаузен, что вы уже себе не принадлежите. Вы — миф, легенда! И народная молва приписывает вам новые подвиги.


Витку мучает время от времени, что окружающие считают ее за блядь.

Чаще всего совершенно, вроде бы, без всяких причин.

Возьмите такую историю: ехали как-то Виточка с подружкой Лилей откуда-то куда-то. Ехали по Крымским дорогам автостопом. А тут уже ночь близится. И подбирает их машина с попами. Несколько таких симпатичных не старых попов. Разговорились по дороге, познакомились. Попы, услышав, что девочкам негде ночевать, говорят: «А поехали с нами в Топловский монастырь, куда мы и едем. Он женский. Пристроят вас там на ночь, и переночуете, и Бога в монастыре почувствуете».

Вита и Лилия согласились, а перед монастырем расчувствовались, платки какие-то повязали, одежду по максимуму по телу распределили. Зашли в монастырь, а им говорят, что нужно получить благословение матушки. И только они к матушке идти, а тут она сама им навстречу идет. И ругается очень крепкими словами. Матушка твердо приняла их за придорожных проституток. Вообще разговаривать не стала: выгнала. А уже темно почти было. Попы, которые матушкин гнев наблюдали, вмешиваться не стали, но отдали девчонкам на ночь свою машину. Пока сами спали в монастыре. Ну, наверное, целомудренно.

Как и девушки-подружки в придорожной машине.

А ведь они даже уже вовсю представляли себе, как будут помогать в монастыре, делать что-нибудь полезное… Как сказала Масяня, «такой романтический момент похерен!»

И это не один случай, не два и не три. По каким-то своим критериям окружающие считают Виточку за блядь. Ее это иногда очень достает и, как говорят в Крыму, парит. Главное — что обидно — уже давным-давно, лет пять, а то и все шесть, она ведет довольно целомудренный образ жизни. Не то что с кем попало не спит, а уже и родному мужу почти не дает. То есть, в определенном смысле, ей облом с двух сторон — ни сексуальной свободы, ни целомудренной славы.

Оно, конечно, немного понятно. Все эти «натуральные» проявления типа хождения голой вызывают в человеческих автоматах архетип первобытности. Куда в первую очередь относится сексуальная свобода. Люди, как обычно, грубо реагируют на грубые символы.

Или вот история: у Витки-студентки летом не было ни копейки денег. И решила она поработать официанткой. Приехала в Ялту, пришла на набережную и зашла в первое приличное кафе. А там ее сразу посадили за столик и стали пытаться обслужить. Она еле-еле объяснила, зачем приехала; местные разочаровались и ни в какие официантки ее не позвали. Зашла Виточка в другой ресторан — та же картина: ее принимают за клиентку, и никак не соглашаются увидеть в ней раб/силу. А когда это и в третьем кафе повторилось, Витка плюнула, купила себе пирожное и из Ялты уехала (автостопом, конечно).

Но такое зависание «не там и не там» вообще очень характерно для Виточки. Уже три с половиной года она живет в деревне, так что явно «не городская». А в деревне ее никто, конечно, не принимает за местную. Не похожа она и на деревенскую: не сажает огород, не делает закаток, не торгует. Странное существо. Она закончила институт и немало читала — так что в необразованный народ не попадает. Но и в интеллигенцию не вписывается — вообще же никакой специализации ума! Не домохозяйка и не хиппи. Не бедная, не богатая. И так далее.

Есть такой сказочный сюжет (у братьев Гримм, например), когда героине нужно явиться куда-то не одетой и не голой, не пешком и не верхом, не днем и не ночью. Мудрая (или хитроумная) героиня всё это выполняет, приехав в рыболовной сети верхом на козле (так, что ноги ступали по земле) в закатный час.

Что это за игрушки? Их можно понять как практику преодоления дуализма (в смысле, тупого восприятия жизни как черно-белого, хорошего-плохого). Как практику освобождения от чрезмерного отождествления (еще в одном варианте этой истории героиня говорит: «Я не служанка и не госпожа…»). При таком раскладе Витка выступает очень симпатичной Василисой Премудрой, она же Григорий Сковорода («Мир меня ловил, но не поймал…»)

Но и наоборот: такую позицию можно понять (и увы, так она часто и работает на практике) как просто недостаточную социальную и личностную дифференцированность. То есть «взрослое» состояние отличается от «ребёнка» тем, что обладает способностью достаточно четко и адекватно играть определенные социальные роли — как сыграть музыку, написать статью, испечь булку. И Витка, не вписывающаяся в «нормальные» социальные расклады, может быть «недо»-нормальным человеком, а не «пере», как она и я себе много воображали.

Юнг писал о том, что нормативное общество заставляет страдать и тех, кому трудно исполнять его роли из-за их сложности, так и тех, кому эти роли исполнять «слишком легко», а потому неинтересно и неудовлетворительно. Первым приходится сильно тянуться и «пахать», а вторым втискивать себя в слишком узкие рамки.

Как бы то ни было, общественное мнение видит в Виточке только красавицу, то бишь в социальном смысле — ну, вы поняли.

***