ЭПИЛОГ. МИФ И ОБЩЕСТВО


...

3. Герой нашего времени

Все это, однако, слишком далеко от современности, ибо демократический идеал самоопределения индивида, изобретение энергетической машины и развитие научных методов исследования настолько преобразовали всю жизнь человека, что наше многовековое наследие, весь не подвластный времени универсум символов терпит крушение. Как говорил ницшевский Зара — тустра «Все боги умерли».8


8 Nietzsche Thus Spake Zarathustra, 1 22 3


Знакомая история, сказанная — пересказанная в тысячах вариаций. Это героический цикл нашего времени, сказка о вступлении человечества в пору зрелости. Чары прошлого, рабство традиции — все это было сокрушено решительным и мощным ударом. Пелена мифических грез развеялась, разум открыт для полного пробуждения сознания; современный человек возник из невежества былого, подобно бабочке, появляющейся из кокона, или же солнцу, выходящему на рассвете из утробы матери — ночи.

И дело не просто в том, что не осталось ни одного потаенного места, куда бы не проникало всевидящее око телескопов и микроскопов; нет больше того общества, которое было некогда учреждено богами. Социум не является более носителем какого бы то ни было религиозного содержания, но есть политико — экономической организацией. Его идеалы не являются более выражением смысла некоего священнодейства (иератической пантомимы) как земного воплощения небесных форм, но есть выражением мирских устоев, отмеченных многотрудной и беспощадной борьбой за вполне материальные ресурсы и вполне, осязаемое превосходство. Какое бы то ни было изолированное общество, «сонное царство» покоящееся в пределах мифологических горизонтов, не может существовать более, разве что, в качестве территории, подлежащей эксплуатации. В самих же, прогрессивных общественных системах, все, что еще сохранилось от общечеловеческого наследия древности — ритуальность, мораль, искусство, — все это переживает полный упадок.

Таким образом, проблема, стоящая перед человечеством сегодня, совершенно противоположна всему, чем жили люди сравнительно стабильных эпох, к которым относятся великие мифологии, столь согласующиеся между собой и ныне известные лишь как заблуждения. Тогда весь смысл сводился к группе, к великим анонимным формам — отнюдь не к самовыражению индивида, теперь же нет никакого смысла ни в группе, ни в чем бы то ни было вообще, кроме самого индивида все — в индивиде. Но это совершенно бессознательный смысл. Человек не ведает, куда он идет. Он не ведает, что им движет. Связующие нити между сознанием и бессознательным в человеческой психике были разорваны, и сами мы разрываемся на части. Героическое деяние, ждущее своего свершения, сегодня уже не то, что во времена Галилея. То, что было тьмой, обернулось светом, но и свет обернулся тьмою. Героическое деяние нашего времени должно состоять в вопрошании, дабы снова извлечь на свет божий забытых Атлантов, соразмерных герою по духу.

Вполне очевидно, что осуществление этой работы духа не означает ни возвращения назад, ни отказа от революционных завоеваний современности, проблема состоит только и только в том, чтобы придать современному миру духовную значимость, или, скорее (если выразить тот же принцип иными словами), только и только в том, чтобы сделать возможным для каждого человека, мужчины и женщины, достижение всей полноты человеческой зрелости в условиях современной жизни. Уже сами по себе эти условия таковы, что формулы древних истин либо уже недейственны, либо невнятны, либо попросту пагубны для нашего сознания. Сегодняшнее сообщество — это планета, а отнюдь не нация в своих собственных границах; поэтому схемы, задающие проецирование агрессии вовне, служившие ранее для консолидации группы, ныне способны лишь сеять раздор. Национальная идея, с государственным флагом в качестве тотема, сегодня способна служить лишь возвеличиванию младенческого эго, а вовсе не разрешению инфантильной ситуации. Ее пародийные ритуалы парадов на площадях служат целям своекорыстного тирана, дракона, а вовсе не Бога, в котором самодостаточность превращается в ничто. А многочисленные святые этого антикульта — то бишь патриотов, чьи вездесущие фотографии под стягами используются как иконы официозного храма — есть не что иное, как местные стражи порогов, наши демоны — великаны (вспомним великана — людоеда Липкие Волосы), и первейшая задача героя состоит в том, что их победить.

И ни одна из великих мировых религий неспособна, как уже стало ясно, ответить на этот вызов. Поскольку все они нерасторжимо связаны с самими основаниями раздора, будучи инструментами пропаганды и самовосхваления (Даже буддизм в последнее время претерпевает деградацию, усваивая уроки Запада). Вселенский триумф секуляризированного государства отбросил все религиозные организации на такие определенно вторичные и, в конечном счете, недееспособные позиции, что церковное действо представляет собой сегодня не более чем ханжескую церемонию по воскресеньям, в то время как на всю оставшуюся неделю остается лишь деловая этика и патриотизм. Подобная притворная святость — отнюдь не то, в чем нуждается мир сегодня; необходима, скорее, трансформация всего социального порядка, с тем чтобы в каждой детали, в каждом акте нашего мирского бытия проступили черты животворного образа вселенского бого-человека и были осознаны как нечто реально присущее каждому из нас и действенно значимое.

Это работа, которая не под силу нашему сознанию самому по себе Сознание не способно изобрести (или даже предположительно угадать) какой — либо действенный символ — во всяком случае, не в большей мере, чем предсказывать или контролировать ночные сновидения Все это происходит на другом уровне, через неизбежно долгий и довольно тягостный процесс, причем не только в глубинах каждой живой души в необозримых пределах современного мира, но и на полях сражений, где разворачивается битва титанов, в которую сегодня вовлечена вся наша планета. Мы наблюдаем чудовищные столкновения.

Симплегад, между которыми должна совершить свой путь душа, — не идентифицируя себя ни с одной из сторон.

Но одно мы можем сказать уже сейчас, а именно — что с появлением новых символов, когда они обретут зримый образ, в разных концах света они будут в чем — то разниться; все жизненные реалии — региональные, расовые, культурные особенности — все это должны соединить в себе новые жизнеспособные символические формы. Поэтому человеку важно понять и суметь увидеть за разнообразием символов откровение об одном и том же спасении. «Истина одна, — читаем мы в Ведах, —… мудрецы называют ее многими именами». Одна единая песня множится в модуляциях совокупного хора человеческих голосов. Пропаганда того или иного из локальных решений проблемы — излишне расточительная и даже опасная затея. Стать человеком значит научиться распознавать черты Бога во всем удивительном многообразии человеческих лиц.

Это, наконец, дает нам подсказку, на что же должно быть нацелено героическое свершение наших дней, и раскрывает действительные причины распада всех унаследованных нами религиозных доктрин. Центр тяжести, если можно так выразиться, в мире тайн и опасностей определенно сместился. Для живших охотой примитивных народов тех далеких тысячелетий, когда саблезубый тигр, мамонт или любой другой, пусть даже помельче, представитель животного царства был первейшим воплощением инаковости, чуждости, чужеродности как таковой — будучи одновременно и источником опасности, и пищей насущной — главной общечеловеческой проблемой были психологические узы причастия, приобщения к самой дикости этих существ. Бессознательная идентификация, трансформируясь в формы сознания, получала воплощение в фигуре мифического тотемного предка — получеловека, полуживотного. Животные становились учителями человечности. В актах буквальной имитации, — вроде тех, что сегодня можно увидеть разве что на детских площадках (или же в сумасшедшем доме), — происходило действительное разрушение человеческого эго и благодаря этому достигалась согласованность и связность общественной организации. Подобным же образом племена, живущие растительной пищей, соотносили себя с растением; будучи представлены в ритуалах, сев и сбор урожая идентифицировались с человеческим воспроизводством, рождением человека, достижением зрелости. Однако и растительный, и животный мир в конечном итоге могли быть контролируемы обществом. Затем великое поле неведомого, таящего назидательный смысл, переместилось выше — на небеса — и все человечество — было вовлечено в качестве действующих лиц и исполнителей в священнодейство в чертогах лунного короля или короля — солнца, в сакральный парад планет, символическую литургию высших сфер, определяющих мироустройство.

Сегодня все эти мистерии утратили свою значимость; их символика уже не представляет никакого интереса для нашей психики. Идея космического закона, которому служит все существующее и должен повиноваться человек, давно уже прошла все предварительные мистические стадии, представленные в древней астрологии, и ныне просто принимается, конечно же, с механистической точки зрения, как нечто само собой разумеющееся. Когда западная наука спустилась с небес на землю (от астрономии XVII века к биологии века XIX) и наконец сосредоточила свое внимание на самом человеке (в антропологии и психологии XX века), тем самым обозначилось колоссальное смещение фокуса человеческого вопрошания о тайне. Ни животный мир, ни растительное царство, ни тайны небесных сфер, а человек как таковой являет собой сегодня главную тайну. Человек и есть то чужеродное присутствие, с которым (и через которое) силы эгоцентризма должны прийти к своему пределу, через него эго будет распято, чтобы воскреснуть, в его образе общество должно претерпеть преображение. Человек, понимаемый, однако, не как «Я», но как «Ты»: ибо никакие идеалы и институции какого бы то ни было племени или расы, единого континента или же социального класса, даже целой эпохи — ничто не может быть мерилом неистощимой и чудесной в своем многообразии божественной экзистенции, каковой есть сама жизнь в каждом из нас.

Герой современности, сегодняшний индивид, — отважившийся, внемля зову, искать обитель того сущего, с которым должна свершиться наша общая судьба как искупление, — не может и не должен ждать, пока его сообщество отрешится от своей удручающей гордыни, страхов, рассудительной скупости и санкционированных свыше ханжеских заблуждений. Для каждого из нас настал судный день — каждому нести крест спасителя — и не в блистательный миг триумфа своего рода — племени, но в безмолвии своего, ни с кем не разделенного отчаяния.