Часть первая Знаменитые деструктивные личности


...

Иосиф Сталин (Иосиф Джугашвили)

Высшее наслаждение — выявить врага, приготовиться, порядком отомстить и затем спокойно спать.

Слова Иосифа Сталина, сказанные во время неформальной беседы с Каменевым и Дзержинским

Будьте уверены, что у нас не дрогнет рука.

Иосиф Сталин в телеграмме Ленину

(21 декабря 1879 года — 3 марта 1953 года)

Диктатор Советской империи (1929–1953 гг.) и символ тирании

«Появившиеся после смерти Сталина многочисленные разоблачительные материалы не оставляли никаких сомнений относительно того, что его имя войдет в историю как символ тирании», – написал в начале своего детального исследования феномена Сталина американский историк Роберт Такер.

Деятельность Сталина была объективно и беспристрастно оценена лишь после его смерти, когда понемногу начала рассеиваться пелена страха и оцепенения, окутавшая едва ли не все пространство планеты Земля, – суровая и не ведающая страха и жалости длань НКВД могла дотянуться практически до любой точки планеты. А в Советском Союзе правда о тиране стала доступной лишь с окончанием советского периода в истории и распадом империи.

Так с кем же мы имеем дело в лице Иосифа Джугашвили-Сталина? С поразительно целенаправленным человеком, не обладавшим выдающимися талантами, однако прошедшим путь от крестьянских низов до руководителя крупнейшей державы, которой он единолично, как царь, управлял более тридцати лет? С мрачным безумцем, для которого власть и властвование были единственной ценностью и который для укрепления своих позиций создал и активно использовал машину истребления людей? С великим преступником, проводившим в отдельно взятой, отгороженной от всего мира стране геноцид против своего народа? Но кем бы он ни был в коллективном восприятии потомков, речь идет, прежде всего, о появлении в якобы цивилизованном мире гигантского дерева агрессии и насилия, проросшего из маленького упрямого ростка, о смеющемся над миром «злом гении», более опасном, чем смертоносный гриб ядерного взрыва.

Любопытно, что и через полстолетия после смерти Иосифа Сталина многие откровенно восхищаются его угрюмой фигурой и тихой поступью дьявола, обволакивающего души призрачной пеленой фарса, игрой на костях миллионов, искусительной иллюзией всеобъемлющей власти над миром. И если образы вождей, подобных Сталину, все еще кого-то пленяют и манят, значит, мощная волна деструктивного способна снова и снова сокрушать мир, а человек, создавший космические корабли и проникший внутрь атома, так и не научился усмирять этого, пока еще самого сильного и самого неумолимого зверя…

При изучении отдельных технологий и ловких тактических шагов этого дьявола от политики наиболее важным для потомков должно стать понимание того, каким образом чума деструктивного, порожденная небольшой группой одержимых, способна привести к безраздельному властвованию над массами и сделать бессильными целые народы.

Детство: точка преломления

Иосиф был единственным уцелевшим ребенком из четырех детей в семье Виссариона и Екатерины Джугашвили, что, несомненно, сыграло ключевую роль в становлении характера будущего руководителя Советского государства. Важным штрихом к его появлению на свет явился тот факт, что его молодая мать (когда родился Иосиф, ей было немногим больше двадцати лет) уже успела похоронить троих детей. Это предопределило удивительно трепетное отношение матери к своему Сосо, вечную боязнь потерять его и даже превращение процесса воспитания мальчика в настоящий культ. Благоговейное отношение к отпрыску еще больше усилилось после того, как тот перенес тяжелую оспу. А еще позже, когда мальчику было десять или одиннадцать лет, в толпу людей, в которой находился и он, на полном ходу врезался тяжелый фаэтон. Ошарашенная случившимся, Екатерина едва не сошла с ума от ужаса, боясь потерять и четвертого ребенка: она разразилась дикими воплями, когда в дом доставили не приходящего в сознание Сосо. Но все обошлось, и напоминанием о жутком случае, чуть не ставшем трагедией, Иосифу до конца жизни служил не до конца сгибающийся локтевой сустав левой руки.

Эти неординарные эпизоды в начале жизни обозначили четкую материнскую акцентуацию на сыне, причем она была, по всей видимости, сосредоточена лишь на этом. Муж, отъявленный пьяница и дебошир, отношения с которым носили все более формальный характер, давно отошел на второй план. Что касается самого Иосифа, то и странные смерти детей, родившихся в семье до него, и пережитая оспа, и случай с фаэтоном вкупе с фанатичной любовью матери породили в его подсознании подспудную мысль о собственной исключительности. Мальчику казалось, что все это не просто случайности, что он, словно отмеченный Богом, пришел в мир непогрешимым, чтобы совершить нечто удивительное, удающееся далеко не каждому на Земле. Идеализирование себя со временем стало для него нормой (поощряемой матерью), что оказалось предвестником как нетерпимости к любой критике, так и стойкого желания доминировать в любой деятельности, за которую он брался.

Если с матерью будущего диктатора связывала глубокая привязанность и любовь, то к отцу он испытывал чувства скорее противоположные. Виссарион отличался крайне непримиримым и даже злобным нравом. В то время как Екатерина в упорных попытках поправить сложное материальное положение семьи ночи напролет просиживала за швейной машинкой, ее беспечный муж преспокойно пропивал большую часть заработанных в мастерской денег. А затем нередко избивал и жену, и маленького сына, что вряд ли способствовало появлению у Иосифа чувства уважения и любви к отцу.

Что же вынес Иосиф Джугашвили из сурового детства, пронизанного нищетой и семейными ссорами, насильственно — садистскими выпадами отца и беззаветной любовью матери? Как ни странно, женской идентификации не произошло, поскольку в силу национальной традиции мать, ободряя сына в любых начинаниях, не позволяла себе чрезмерной, бросающейся в глаза опеки. Последнее было бы недопустимым и вызвало бы насмешки в кругу сверстников Сосо, где он неизменно был лидером и заводилой. Материнская любовь лишь укрепила в нем непримиримость и внутреннюю уверенность в своих силах, в способности достичь любой цели, имеющей ясные очертания. Большей частью это связано с национальным фактором: живя в атмосфере, где царит гордый дух горцев, он рано принял активную жизненную позицию и ярко выраженное стремление к доминированию любыми средствами. Еще одним весомым фактором оказалось настоящее противостояние с отцом, часто поднимавшим руку на него самого и на любимую мать. Эдипов комплекс у Иосифа был обострен до крайности и порой находил выражение в открытой борьбе с отцом, на что очень редко отваживаются мальчики. Однажды он даже бросил нож в отца, убежал из дому и спрятался у соседей. Однако, как это ни прискорбно, характер Иосифа постепенно впитал ненавистные ему садистские замашки отца, его злобность и взрывоопасность. В этом, несмотря на мучительные угрызения совести, он стал отражением своего родителя.

И мать, и отец, каждый по-своему, рано заставили его почувствовать себя мужчиной, причем уверенным в себе и идеализировавшим себя. С одной стороны, он ощущал себя другом и защитником матери, пользовался ее абсолютным доверием и жил ее установками на успех. С другой — он выиграл символическое сражение с отцом, который неожиданно умер от ножевого ранения, полученного в пьяной драке. Хотя отец умер, когда Иосифу было лишь одиннадцать лет, говорят, он не испытывал никакого чувства скорби или сожаления. Родной отец, с которым он вел борьбу за мать, ушел со сцены, канул в небытие, то есть в восприятии мальчика проиграл. Это еще больше укрепило его уверенность в своей силе и несокрушимости; втайне он гордился, что отныне становится единственным мужчиной и хозяином в семье. Но, возненавидев отца, Иосиф усвоил именно его мужские принципы — суровую бескомпромиссность и грубость в борьбе. К ним прибавилось еще и устойчивое желание мстить, взращенное в период бессильной ярости от отцовских побоев, когда он был не в состоянии противостоять силе взрослого мужчины. Иосиф надолго запомнил согревшее его тайное ощущение удовлетворения, посетившее его со смертью буйного родителя, словно это не случай, а он сам отомстил за мать. Впрочем, жажда мести также была свойственна и Виссариону Джугашвили, осетину по национальности, несшему в крови скрытую страсть к вендеттам. Иосиф Иремашвили, школьный приятель Сталина, который в 1932 году выпустил книгу о «вожде народов» и трагедии Грузии, писал, что уже в детские годы его высшей радостью было «одержать победу и внушить страх».

Есть еще один любопытный нюанс, имеющий отношение к детским годам Сталина. Дочь Сталина Светлана рассказывала, что мать, бывало, сама колотила сына за проступки. Такие взаимоотношения в семье, где и мать, и отец достигали результата путем причинения физической боли, породили акцентуацию Иосифа на грубых насильственных актах по отношению к соперникам и конкурентам, а возможно, и тайные желания пыток, в которых мучения других символизировали бы безграничную власть истязателя. Постоянная жажда испытывать завораживающее чувство власти над другими стала с некоторых пор корректировать поведение Иосифа. Детство дало ему несколько мощных раздражителей в виде стремления к чужой боли, желания мстить за любой акт несогласия и критики. Хуже всего, что эти раздражители были впущены в его подсознание на фоне вытеснения любви; хотя ему и окружающим казалось, что мать является бесспорным объектом любви Иосифа, на самом деле, рано развившиеся эгоцентризм и нарциссизм потеснили все, что не касалось его собственной особы. Это множество раз проявлялось в революционные годы и особенно в период диктатуры.

Неграмотные и бедные родители, происходившие из крепостных крестьян, не могли обеспечить сыну достойного положения в обществе, но даже тут мать продемонстрировала поразительную для забитой крестьянской женщины дальновидность. Прожившая жизнь в тяжелой нужде и в атмосфере пуританских ценностей, она упрямо подталкивала своего Сосо наверх, куда-нибудь подальше от перспективы зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Несмотря на то, что отец-сапожник в приступах безотчетной ярости пророчил сыну такую же безрадостную судьбу мелкого ремесленника, мать совершила беспрецедентный для женщины грузинского патриархального общества поступок — из любви она пошла наперекор суровому главе семейства. Желая, чтобы сын стал священником и принадлежал к наиболее независимой социальной прослойке общества, Екатерина определила Сосо в училище. Хотя Виссарион потом силой возвратил сына назад, желание матери оказалось неодолимым. Через некоторое время Иосиф опять оказался в училище, где он показал себя смышленым и упорным учеником. В значительной степени хорошая учеба маленького Джугашвили явилась результатом беспрестанного ободрения и поощрения со стороны матери и остро ощущаемого им духа конкуренции.

Психология bookap

Крайне важным, если не одним из ключевых моментов становления Иосифа Джугашвили было приобщение к книгам. Хотя предпочтение на первых порах отдавалось грузинским авторам (а потрясение от книги Александра Казбеги привело даже к появлению псевдонима Коба), вскоре он, как и его товарищи по духовной семинарии в Тифлисе, оценил положительную сторону принудительной русификации. Русский язык дал сознанию Иосифа колоссальный объем пищи для размышления, причем на смену русским авторам и переводам популярных европейских писателей вскоре пришла и запрещенная литература, которая, естественно, пользовалась повышенным спросом у молодежи. Поэтому неудивительно, что на смену Руставели, Гоголю, Чехову, Гюго и Теккерею скоро пришли более чем прогрессивные произведения о французской революции и, наконец, труды Дарвина, Маркса и Ленина.

Закономерным кажется и эпилог учебы в семинарии. Джугашвили оставил учебное заведение, как только осознал, какие неожиданные перспективы открывает карьера профессионального революционера. Это абсолютно соответствовало его внутреннему миру и потребностям: организация смут, противодействие режиму, борьба до полного уничтожения противника и возвышение в качестве героического и проницательного вожака. Его подкупала свобода действий в организации нападений, его возбуждал кровавый террор, аргументированный необходимостью достижения равноправия сначала для обитателей отдельно взятого города, страны, а потом всей планеты. Это была удивительная идея, которая могла маскировать все — любые стремления, любую агрессию, любую жестокость. Это был масштаб, ради которого стоило рисковать, вгрызаться в глотки врагов и, если надо, уничтожать соратников. Это было такое поле деятельности, где повсюду распространяется власть инстинктов, которые безраздельно властвуют над разумом и диктуют свои законы. И это, ко всему прочему, был колоссальный, красиво аргументированный маневр: внедряясь в мировую сеть расползающегося марксизма, можно было легко расширить границы своих владений, перейти от маленькой Грузии к большой России. А может быть, выйти на европейский или даже на планетарный уровень влияния. Одно представляется бесспорным: представляя себя героем своего времени, Иосиф Джугашвили мыслил с размахом, масштабно, оперировал исполинскими категориями. Он стремился владеть, причем в своих тщеславных помыслах собирался владеть очень многим, потому твердо решил помалкивать о своих желаниях и планах в среде, где подавляющее большинство было озабочено более насущными задачами.