Сергей Степанов. Психология в лицах

Б. М. Теплов (1896–1965)


...

Б. М. Теплов за работой

«Во-первых, под способностями разумеются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого…» Далее в определении же отмечается, что способности не сводятся к знаниям, умениям, навыкам. Последнее означает, что, как ни велико для субъекта деятельности значение того, что можно усвоить, перенять, нельзя не учитывать и собственно внутренние индивидуальные предпосылки психологических свойств, влияющие на успешность деятельности.

Через всю статью проходит мысль, что способности существуют только в развитии, что нельзя говорить о способности, достигшей предела развития (достаточно усовершенствовать методы обучения и воспитания, чтобы «пределы» развития способностей повысились). Понятие «одаренность» Теплов определял как «качественно своеобразное сочетание способностей», тем самым указывая, что различия в одаренности выступают не только в том, что у одного человека одаренность проявляется преимущественно в такой-то области, а у Другого — в иной, но и в том, что люди, проявляющие себя в одной и той же сфере деятельности, отличаются по составу, структуре своих способностей. Отсюда следует, что успешная творческая деятельность осуществляется по-разному на основе разных внутренних свойств, отличающих индивидуальность.

Те плов отмечал сложную, опосредованную зависимость развития способностей от их природных предпосылок, выступая тем самым против биологизаторских и механистических концепций различий между людьми. Принципиальная позиция Теплова состояла в том, что фаталистические представления должны быть преодолены не игнорированием самой проблемы природной обусловленности индивидуальных различий, а правильным ее разрешением. Многие из приведенных положений могут теперь казаться самоочевидными, настолько они вошли в научный обиход.

Война заставила Теплова снова вернуться в армейский строй. Когда фашисты подходили к Москве, началось массовое патриотическое движение среди интеллигенции за вступление в ополчение. Вместе с другими в ополчение вступили и сотрудники Психологического института Б. М. Теплов, А. А. Смирнов и Л. Н. Шварц. Реально московское народное ополчение было плохо вооруженной и необученной массой, которая была выставлена живым заслоном перед надвигавшейся немецкой армадой. В живых остались немногие. Теплова и Смирнова спасло чудо. Для выдвижения на позицию надо было форсировать реку. Взвод Шварца переправился первым. В этот момент прибыл нарочный с предписанием вернуть психологов в Москву для выполнения работ оборонного значения. На троих был выписан один пропуск в тыл. Фамилию Шварца в нем пришлось вычеркнуть — он уже ушел навстречу своей смерти.

Во время войны реально использовались достижения школы маскировки. Объектами маскировки стали Большой театр, Мавзолей Ленина. Была ли от этого польза, трудно сказать, так как невозможно было закамуфлировать все приметные ориентиры, но факт — здания сохранились.

В разгар Отечественной войны Теплов подготовил работу, впервые напечатанную в несколько сокращенном виде в 1943 г. под названием «Ум и воля военачальника» и вторично — в 1945 г., в более полном виде — под названием «К вопросу о практическом мышлении». Известно, что с книгой ознакомился И. В. Сталин и в целом ее одобрил, вычеркнув лишь упоминания о Фрунзе. В книге своих избранных трудов «Проблемы индивидуальных различий» Теплов дал новое (ставшее окончательным) название этой работе — «Ум полководца».

Исследование, написанное по военно-историческим материалам и отвечавшее насущным задачам той поры, представляет и теперь очень большой интерес и сохраняет свое научное значение. В нем речь идет, по определению автора, «об общих умственных способностях, о качествах ума, требуемых определенным видом практической деятельности».

Необычной была уже сама направленность работы — обоснование того, что умственная деятельность в «практической» сфере не является более простой или менее ценной, чем собственно теоретическая деятельность. Новизна и значимость работы были и в другом. В ней дан анализ особенностей отдельных выдающихся людей, раскрыто значение внутренних личностных особенностей для успешного выполнения деятельности. При этом свойства личности отнюдь не выступают здесь как «проекция» особенностей деятельности. Хотя данная область деятельности, как и всякая другая, как бы производит отбор соответствующих ей личностей и нужных их свойств и оказывает свое формирующее воздействие, субъект деятельности, как это показано Тепловым, совершает выбор способов деятельности, оценивает происходящее, творит свое участие в ней. Каждый Достигает нужного результата по-своему — индивидуальность накладывает отпечаток на деятельность.

Анализ материалов о выдающихся полководцах позволил обнаружить своеобразную диалектику умственных способностей, а именно необходимость совмещения противоположных качеств мышления: быстроты и неторопливости, осторожности и смелости, гибкости и устойчивости. Теплов подробно раскрывает такие умственные черты, как «схватывание» целого при одновременном внимании к деталям, способность находить быстрое решение, умение предвидеть и др. Было выявлено также значение знаний, образованности для роста способностей. Все содержание работы показывало, какого высокого, разностороннего развития личности требует «практическое мышление».

Характерная особенность данной работы состоит в том, что собственно умственные свойства раскрыты в ней в тесной связи с другими сторонами личности, прежде всего с волей. Одаренность полководца не может быть понята только как проявление интеллекта, она заключается в единстве интеллектуальных, волевых и эмоциональных моментов. Многосторонность анализа позволила получить полнокровные и убедительные, подлинно личностные характеристики.

Свежим ветром пахнуло от этой работы: она показывала, что научная психология может быть подлинно жизненной, помогающей разбираться в очень сложных психологических проявлениях личности. Личностный подход к проблеме интеллекта, равно как и содержащаяся в работе постановка проблемы интуиции, весьма актуален и для современной психологии.

В 1945 г. директором Психологического института стал А. А. Смирнов, а его заместителем — Б. М. Теплов. При новом руководстве начался период расцвета института. В эти годы раскрылись необыкновенные возможности Теплова как крупномасштабного руководителя, организатора науки. В послевоенное десятилетие он был, пожалуй, самым влиятельным из психологических лидеров, хотя и не занимал очень высоких постов и, как и Смирнов, так и не вступил в КПСС (при этом он мягко иронизировал, что в «нерушимом единстве партии и народа» надо же кому-то представлять народ, оставаясь беспартийным). Его высочайшая образованность и культура, проницательный ум, сильный волевой характер делали его главной фигурой на психологическом Олимпе. Для всех причастных к психологии значительность его как ученого и как личности была очевидна — его немного побаивались, почитали и любили.

Однако нельзя забывать, какая общественно-политическая атмосфера царила в стране в те годы. Конец 40-х — начало 50-х гг.: репрессии, параноидальный культ Сталина, партии, так называемые дискуссии, жестко направлявшие в определенное русло целые отрасли науки и культуры. Все это, разумеется, не могло не оказывать вредоносного влияния на то, что делалось и в психологии. Но благодаря таким деятелям, как А. А. Смирнов и Б. М. Теплов, некоторые мрачные веяния той поры проявились в психологии не так сильно, а то и вовсе прошли стороной. Психологический институт оставался неким оазисом, где сохранялись многие нормы порядочности и проявления бескорыстной преданности науке. Трудно переоценить в этом заслуги тандема Смирнов — Теплов. Директору и его заму по науке удавалось во многих непростых ситуациях отстоять интересы психологии, да и благополучие отдельных психологов (что требовало определенного мужества).

Оба — ученые высшего класса, последние представители прежней русской интеллигенции, гуманисты, проявившие себя и как мудрые политики. Да, они вынуждены были стать конформистами, то есть в политическом отношении уподобиться окружающим, «принять правила игры». Но в этом вынужденном конформизме они не теряли чувства меры, блюдя свою порядочность и достоинство.

«Лысенковский период», отозвавшийся в психологии безудержным (и по сей день не изжитым) пафосом формирования личности и столь же решительной критикой представлений о природно-генетической основе индивидуальных различий, лишал Теплова возможности по-прежнему заниматься изучением проблемы способностей. Атмосфера была слишком накалена и попросту небезопасна. Теплов решил «переждать», как бы отойти в сторону, занимаясь историей психологии. Вместе с тем начиналась новая политическая кампания в науке — приближалась «павловская» сессия двух академий (1950).

Теплов всегда с пиететом относился к трудам И. П. Павлова и к самой личности этого выдающегося русского ученого. Он, как и Л. С. Выготский и С. Л. Рубинштейн, был склонен многое почерпнуть из павловского объективного метода изучения психики. С трудами Павлова он был знаком не понаслышке. Когда же началось расширительное толкование павловского наследия и на его основе стала провозглашаться «перестройка» психологии, оценка такой кампании Тепловым не могла быть однозначной. Он считал, что обращение к Павлову было противовесом лысенковщине. Ведь павловские работы — это серьезная наука. При этом он, конечно же, понимал безнадежность попыток «слияния» психологического и физиологического подходов применительно ко многим собственно психологическим проблемам. Но в некоторых разделах психологии такое сближение представлялось ему перспективным. В павловском наследии он особенно ценил учение о типах высшей нервной деятельности.

Сам Павлов, как известно, связывал типы нервной системы с различиями по темпераменту, что получило всеобщее признание. Но Теплов увидел в типологических свойствах нечто большее — подлинное доказательство существования природных предпосылок широкого спектра индивидуально-психологических особенностей. И Теплов принял поистине судьбоносное для его дальнейшей научной жизни решение: он перевел работу своей лаборатории в основном в психофизиологическое русло. Научной программой «на перспективу» стало исследование физиологических основ индивидуально-психологических различий. Такая цель воодушевляла его. Вероятно, это и было поиском «ниши», где можно было заниматься честной работой, — он оставался в пределах добросовестной, доказательной науки.

С точки зрения личной судьбы Теплова вряд ли можно назвать естественным или тем более благоприятным для него принятое им «самоограничение» — прежде всего изучать физиологические предпосылки индивидуальных различий. Скорее в этом можно увидеть драматизм его судьбы, когда психологу по призванию пришлось отойти, хотя по замыслу и временно, но на деле до конца жизни, в смежную область науки.

Уже через несколько лет интенсивных исследований стала возникать новая пограничная область науки — дифференциальная психофизиология, основанная на строгом эксперименте и подводящая естественно-научную базу под изучение некоторых индивидуально-психологических различий (поначалу в области ощущений, времени реакции, а также и более общих динамических особенностей психики). Новое направление исследований постепенно стало значительным явлением в психологии.

В дальнейшем идейная атмосфера стала относительно более свободной, и Теплов мог бы вернуться к своей излюбленной теме на собственно психологическом уровне. Но он уже был общепризнанным авторитетом в физиологии высшей нервной деятельности, высококомпетентным в электрофизиологии, в области математической статистики (показательна его статья о факторном анализе) — он уже не мог оставить возглавляемую им большую коллективную работу.


ris41.jpg