Глава 7 Бессознательное: разум и безумие

В течение веков наивное самолюбие человечества вынуждено было претерпеть от науки два великих оскорбления. Первое, когда оно узнало, что наша Земля не центр Вселенной, а крошечная частичка мировой системы, величину которой едва можно себе представить… Затем второе, когда биологическое исследование уничтожило привилегию сотворения человека, указав ему на происхождение из животного мира и неискоренимость его животной природы… Но третий, самый чувствительный удар по человеческой мании величия было суждено нанести современному психоаналитическому исследованию, которое указало Я, что оно не является даже хозяином в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно.

Зигмунд Фрейд [6]

7.1 Внутренние конфликты просвещения

Зигмунд Фрейд (Sigmund Freud, 1856–1939), уже давно превратившийся в легендарную фигуру, подобно мифологическому герою, родился в еврейской семье, переехавшей из Моравии в Вену, а умер в Лондоне, в эмиграции, спасаясь от Гитлера. То, что он написал о природе человека, стало частью самосознания людей XX в. Сколько бы возражений ни вызывали его труды, они в значительной степени определяли, что люди думали о самих себе на протяжении всего столетия. Однако, как можно было понять по практически полному отсутствию упоминаний о нем на предыдущих страницах, большинство академических и профессиональных психологов не имели ничего общего ни с ним, ни с его взглядами. Фрейд утверждал, что создал новую науку — психоанализ — как основу для новой психологии Однако научные психологи обыкновенно принижали значимость этого вклада и рассматривали сделанное Фрейдом как нечто в лучшем случае второстепенное, а в худшем — вредное.

Если рассматривать работы Фрейда в долгосрочной перспективе, то обнаружится заложенное в них драматическое противоречие. С одной стороны, он был фигурой Просвещения, стремясь построить науку о человеке, чтобы описать естественные законы его природы и дать людям руководство к жизни. Он был врагом предрассудков и избавил людей от неведения относительно их внутреннего мира. С другой стороны, он был проповедником невозможности просвещения. Он раскрыл в природе человека мощь бессознательного, иррациональность более глубокую, чем рассудок, которая направляет индивидуальную и коллективную жизнь: «бессознательное — есть истинно реальное психическое» [31, с. 423]. В работах Фрейда разум обнаружил свою ограниченность; таким образом, процесс просвещения привел к знанию о темных силах. Вывод Фрейда был пессимистичен, и мрачные политические события в Центральной Европе на протяжении почти всего века сопровождали его работы, как хор в греческой трагедии. И все же источник пессимизма был также и источником оптимистичной надежды на то, что просвещенный разум, которому, как считал Фрейд, в современном мире нужно обходиться без преимуществ веры в Господню благодать, сможет улучшить участь человека. Мы попытаемся определить роль Фрейда именно в свете этого противоречия, а не обсуждая в подробностях его психологию Сам Фрейд как-то опрометчиво заметил: «на самом деле, я не ученый, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По характеру своему я не кто иной, как конквистадор — искатель приключений, со всей любознательностью, отвагой и целеустремленностью, что свойственны людям этого сорта» [75, с. 398].

Фрейд сам себя облачил в мантию героя, человека, который жаждет света истины, хотя и сознавая, что поход за нею может закончиться во тьме. В то же время он, конечно, был всего лишь человеком, со всеми присущими нашему роду несовершенствами. Обладая блестящим интеллектом и широким кругозором, он тратил много эмоциональных сил на то, чтобы укрепить барьеры между собой и теми, кто разрабатывал другие, отличные взгляды. Он был рациональным и культурным человеком, которого, тем не менее, временами охватывали мелочная злоба и честолюбие, и который вводил в заблуждение себя и других относительно происхождения и эволюции своих работ. Как человек, подчеркивавший власть бессознательного, он привлекал внимание биографов, желавших поменяться с ним ролями и заняться поиском источников идей Фрейда в его собственном бессознательном. То, что именно его жизнь сделала возможным подобный рефлексивный круг, позволило биографу Фрейда Питеру Гею (Peter Gay, род. в 1923 г.) сказать о ней, что это была «жизнь для нашей эпохи» [82]. Если, как предполагал Фрейд, бессознательные, иррациональные элементы психики влияют на все слова и действия, то на основании чего можем мы допустить истинность того, что мы говорим или делаем? Фрейд одной ногой стоял в XIX в., а другой — в следующем столетии; он получил образование на основе достоверных знаний естественных наук XIX в., но развивал психологию недостоверности внутреннего мира. В конце XX в. он стал символом утраты научной невинности и веры в научный прогресс. Поэтому он до сих пор так значим в современном мире.

Целью Фрейда, однако, было способствовать научному прогрессу. Известность ему принес ряд психологических допущений: идея существования бессознательной психики с ее динамичной и непрерывной активностью; сексуальная теория неврозов и, шире, сексуальная теория мотивации; интерпретация снов как фантазий, в которых исполняются мечты и желания; Эдипов комплекс как основа индивидуального характера и нравственной культуры. Однако среди читателей Фрейда существовали большие разногласия по поводу того, чего стоят все эти утверждения, — как в смысле того, что они значат, так и в смысле того, насколько они заслуживают доверия. Не то чтобы читатели были неспособны понять «настоящего Фрейда». Просто его труды оставляли возможность для разных интерпретаций, которые стали ключевым ресурсом в становлении современного психологического общества. Фрейд, как и те психологи и психотерапевты, которые его цитировали, — пусть только для того, чтобы отвергнуть его идеи, — придали нашим размышлениям о природе человека глубоко рефлексивный характер. Психоаналитические представления об эмоционально насыщенных силах стали неотъемлемой частью общественного мнения в современном обществе. В Вене или Берлине в 1920-е гг., в Нью-Йорке или Лондоне в 1940-е гг., в Париже или Сан-Франциско в 1960-е гг. люди, критически настроенные по отношению к окружающей действительности, видели в психоанализе гуманный метод воздействия на личность, средство, с помощью которого отдельный человек может прийти к согласию с социальными и экзистенциальными условиями бытия. Психоанализ помогал справиться с тем, что принято называть вечными вопросами, — рождением и смертью, любовью и ненавистью, гневом и болью утраты. Это именно то, что важно для людей, и потому неудивительно, что они говорят о психоанализе. Специфические страдания индивида — такие как фобия, тревога, одиночество, навязчивые идеи, опустошенность и неадекватность в любых ее проявлениях — также можно исцелять с помощью разговоров. Психология, которой положил начало Фрейд, после его смерти разрабатывалась в бесчисленных вариациях; как один из способов решения человеческих проблем она проникла во все сферы человеческих отношений.

Мы, следовательно, должны рассматривать работу Фрейда сквозь призму ценностей западной культуры XX в., а не просто как набор утверждений о действительности. Сам Фрейд, тем не менее, считал, что получил новое знание, и именно научное знание; в этом разделе мы обсудим, насколько эти притязания были обоснованными. Как и в предыдущей главе, рассказывающей о поисках объективной психологии, мы должны задаться вопросом о том, что значит слово «научный». Затем речь пойдет об историческом развитии идей Фрейда, а в двух последних разделах главы дается обзор психоанализа в тот период, когда он уже был воспринят учеными и обществом, и описываются главные альтернативы взглядам Фрейда — в особенности аналитическая психология Юнга.

Фрейд создавал свою исходную теорию с 1885 по 1900 гг. Все это время он в основном занимался частной практикой в качестве специалиста по нервным болезным. Симптомы пациентов и попытки найти их лечение снабжали его эмпирическим материалом, легшим в основу последующей работы. Позднее он добавил к этому анализ сновидений, включая собственные. На основе этих индивидуальных клинических данных и сновидений он построил общую психологическую теорию, которая, как он верил, была истинной наукой о природе человека.

Эмпирические обоснования его взглядов сводились к результатам анализа небольшого числа случаев. Для своих выводов он использовал не экспериментальные исследования, а материал особого рода — его пациентами были представители среднего класса, готовые прийти к нему на консультацию и подчиниться условностям его респектабельного кабинета. Он сознавал, что его произведения имеют много общего с литературными рассказами; ему льстило сравнение между приемами Шерлока Холмса и его собственным способом расследования. Фрейд писал таким образом, чтобы читатели убедились: во-первых, его рассказы помогают понять человеческие поступки; во-вторых, раз они помогают, то нужно принять его сложную теорию бессознательного, лежащую в их основе. Его способ аргументации, таким образом, сильно отличался от работ других психологов, пытавшихся сделать предмет своего исследования научным с помощью экспериментов с содержаниями сознания, изучения физиологических основ обусловливания, факторного анализа или наблюдений за поведением. Его подход сопоставим, однако, с тем, что делали очень многие французские психологи конца XIX в., основывавшие свою аргументацию на тщательных исследованиях отдельных людей. В период примерно с 1950 по 1980 гг. психоанализ вызвал интерес у профессиональных психологов в США, и они пытались изучать идеи Фрейда с помощью экспериментальных методов. Результаты были в значительной степени отрицательными. Между идеями Фрейда и результатами любых экспериментальных исследований всегда обнаруживалась такая огромная дистанция, что это заставило исследователей повторить уже ставшую общим местом, несмотря на протесты Фрейда, фразу: психоанализ — это не наука.

Но при этом Фрейд знал анатомию и физиологию на самом высоком научном и медицинском уровне. На протяжении нескольких лет он проводил исследования, занимаясь микроанатомией нервной ткани в знаменитом физиологическом институте Эрнеста Брюкке в Вене. И после того, как необходимость достойно зарабатывать заставила его уйти из лаборатории и заняться медицинской практикой, его научный энтузиазм и стремление внести вклад в науку постоянно уводили его мысль от клинических частностей к общим законам. Физиологическая подготовка Фрейда наложила сильный отпечаток на созданную им психологию: он стоял на позициях детерминизма, веря, что у всего есть причина. Психические структуры и функции он представлял по аналогии с физиологической моделью экономии энергии. Фрейд также рассматривал как индивидуальное развитие, так и культуру в целом в свете эволюционной теории. Принимая во внимание все это, многие ученые сочли, что психоанализ надо оценивать как естественную науку, и убедившись, что тот не отвечает установленным экспериментальной психологией стандартам, отмахнулись от него. Эти ученые впоследствии приписывали известность Фрейда доверчивости публики, преходящей интеллектуальной моде и привлекательному стилю изложения.

Но все это еще не дает ответа на вопрос о том, почему Фрейду удалось занять такое важное место в истории. Когда он писал о своих пациентах, о бессознательном или о сексуальности, он полностью осознавал — иногда даже болезненно, поскольку страстно желал быть оригинальным, — что перефразирует представления, содержащиеся в античных мифах, художественной литературе и критической мысли. В частности, в его работах чувствуется влияние Ницше, хотя трудно точно определить характер этого влияния. Фрейд был превосходно начитан — он, к примеру, читал Шекспира в оригинале — и превосходно писал на немецком языке; в 1930 г. во Франкфурте он был удостоен премии Гёте. Он коллекционировал предметы античного искусства, и образ археологических раскопок, при которых снимаются верхние слои и обнажаются глубинные уровни, хорошо подходит к его психологии. Эти интересы, как и естественно-научное образование Фрейда, нашли отражение в его подходе к симптомам пациентов и в его общих представлениях о психике. Например, когда Фрейд писал об энергии, это понятие связывалось им то с физическими, то с психическими процессами. Он опирался как на мистическую философию природы Фехнера, так и на научную физиологию Брюкке. Он рассматривал своих пациентов как клинические образцы, но он также помогал им сочинять истории, в которых их жизнь и страдания получали смысл. С одной стороны, Фрейд внушал многим своим читателям и последователям надежду на то, что создает объективную науку; с другой стороны, он делал познаваемым субъективный мир, удаляя те слои нашей психики, которые лгут и вводят нас в заблуждение. Следовательно, неверно подходить к психоанализу с естественно-научными критериями; его нужно оценивать как гуманитарную науку — с точки зрения понятности и осмысленности.

Некоторые читали и оценивали Фрейда как ученого-естествен- ника, другие же — как ученого иного типа, который ищет систематического, непротиворечивого и объективного понимания психики, но не обязательно в рамках естествознания. Последние видели в работах Фрейда особый язык описания, дисциплину, подобную литературе или истории, но прежде всего — практический ответ на страдания отдельных людей. Сам Фрейд стремился к тому, чтобы быть ученым в обоих смыслах, и у него были последователи, считавшие, что психоанализ может стать естественной наукой; но для большинства из тех, кто интересуется его работами век спустя, это не столь важно. Читатели Фрейда начала XXI в. утверждают, что его способ мышления может сделать человеческую жизнь яснее и богаче. Те, кто интересовался теорией, нашли психоанализу параллели в феноменологии и литературоведении и использовали эти параллели как свидетельство того, что интерпретации, подобные фрейдистским (насколько они их понимали), могут быть точными и вести к построению научного знания.

Среди всех этих сложных дискуссий свое место занимал и вопрос о терминологии Фрейда и адекватности перевода. В Англии между 1953 и 1973 гг. выходило так называемое «Стандартное издание» работ Фрейда по психологии в 24 томах под общей редакцией Джеймса Стрейчи (James Strachey, брат писателя Литтона Стрейчи). Во многих отношениях это прямо-таки памятник самым дотошным научным исследованиям. Благодаря прежде всего этому изданию Фрейд стал доступен всем тем, кто не читает по- немецки; оно вызвало к жизни огромное количество англоязычных комментариев к Фрейду. Однако у этого многотомника нашлись критики, утверждавшие, что Стрейчи и его переводчики находились под влиянием авторитета естествознания и подбирали английские слова с естественно-научным смысловым оттенком для перевода таких терминов, которые в немецком языке имели гуманитарные или даже мистические коннотации. Например, слово Seele переведено на английский как mind (в русском переводе — психика), тогда как его можно было передать как soul (душа), а слово das Ich переведено как the ego (Эго), тогда как это можно было передать местоимением I (Я). Критики также указывали на то, что слово «энергия» в английском языке звучит механистически, тогда как Фрейд, обсуждая психическую энергию, мог иметь в виду философию воли, о которой писал, например, Шопенгауэр. На рубеже XX и XXI вв. работы Фрейда стали появляться в новом переводе на английский язык.

Дело здесь было не только в словах: предметом обсуждения стал вопрос о том, должно ли знание о людях, чтобы быть научным, следовать образцу естествознания. Психология Фрейда отличается эмоциональной и оценочной окраской, речь в ней идет о глубинных слоях психики и сексуальных энергиях, вызывающих беспокойство общества; поэтому дискуссия о том, в какую форму должно вылиться знание о нас самих, приобрела особую остроту. Так уже было раньше в спорах об альтернативном лечении магнетизмом, или гипнозом, которое практиковали Месмер и гипнотизеры XIX в. Так было и в эпохи fin de siecle, конца века, — в 1890-х и потом снова в 1990-х гг., когда буржуазный мир тревожили раздумья по поводу нервных расстройств, культурного кризиса и несовершенства научного мировоззрения.

Психология bookap

И до Фрейда существовал большой массив литературы о бессознательных явлениях психического. Романтизм, например, стремился к пробуждению скрытых сил души. Для Викторианской эпохи была в высшей степени характерна озабоченность сексом; оборотной стороной запрета на публичное обсуждение этой темы в

в. стала одержимость ею в приватной сфере. Когда около 1900 г. начали выходить работы Фрейда, сексология уже заняла свое место среди медицинских дисциплин. Что касается толкования сновидений, то оно было древним искусством, с помощью которого люди пытались познать «другого» в себе — некую чужеродность, которая, однако, представляется неотъемлемой частью идентичности человека. И до Фрейда в снах также видели отражение конфликта между желанием знать и боязнью безумия, между просвещением и его противоположностью. Фрейд и сам отмечал, что все его идеи уже появлялись в литературе. И все же именно его труды определили форму и язык этой дискуссии в XX в.