Может ли человек преобладать?

Глава II. Природа советской системы


...

III. Хрущевская система

1. Конец террора

Наиболее очевидная новая особенность, которой хрущевизм отличается от сталинизма, — это ликвидация террора. Если террор был необходим системе, в которой массы должны были упорно трудиться, не получая при этом соответствующего материального удовлетворения, он мог бы быть ослаблен, если бы рабочие смогли начать пользоваться плодами своего труда и рассчитывать на рост этого пользования. Преемники Сталина также достаточно травмировали себя безумным террором, который он осуществлял в последние годы и который ежедневно угрожал уничтожением любому из числа правящих высших руководителей. Психологический феномен, похожий на феномен, существовавший во Франции перед падением Робеспьера, вероятно, имел место и среди правящей верхушки России и привел, вместе с упомянутыми выше причинами, к решению ликвидировать террор.

Все сообщения из России подтверждают, что система террора прекратила существование. Лагеря рабского труда, которые были не только институтами террора, но также источниками дешевой рабочей силы при Сталине, постепенно исчезли. «Революционные тройки» и наказания были запрещены. Что касается политической свободы, хрущевское государство может быть сравнимо с реакционным, полицейским государством XIX в. и не сильно отличалось от системы царизма. Тем не менее это сравнение может ввести в заблуждение, не только из-за очевидной разницы в экономической структуре этих двух систем, но также из-за другого, более комплексного фактора. Политическая свобода становится явной проблемой, только когда возникает значительное расхождение внутри самой фундаментальной структуры данного общества. При царизме большинство населения — крестьяне, рабочие, средний класс — находились в оппозиции к системе, и система использовала угнетение, чтобы обеспечить свое существование. С другой стороны, есть основания полагать, что хрущевская система успешно справилась с обеспечением преданности большинства советского населения. Это было сделано частично при помощи реального экономического удовлетворения, которое она обеспечила в то время и обоснованными надеждами на значительно более сильное улучшение в будущем, а частично посредством успеха в идеологическом манипулировании человеческими умами.

Из всех сообщений видно с абсолютной очевидностью, что средний русский уверен в том, что система работает довольно хорошо, с нетерпением ожидает улучшения в будущем, получает удовольствие от возможностей образования и досуга и боится главным образом лишь одного — войны. Когда он критикует систему, он критикует детали ее работы, бюрократические несуразности и низкое качество потребительских товаров, но не советскую систему как таковую. Он, конечно же, не думает менять ее на капиталистическую.

Без сомнения, во времена сталинского террора ситуация была совсем другой. Безжалостные расправы при терроре угрожали каждому, высокопоставленному и нет, тюрьмой или физическим уничтожением не только за совершенные ошибки, но и вследствие доноса, интриги и т. д. Но этот террор остался в прошлом, и дела обстоят по-другому. Средний американец неправильно оценивает ситуацию в России, ставя себя в положение антикоммуниста внутри России и предполагая степень осуждения, которую вызовет выражение его мнения. Он забывает, что, за исключением писателей и социологов, которые, возможно, и склонны критиковать систему, у среднего русского практически отсутствует такое побуждение. Следовательно, проблема политической свободы значительно менее насущна для него, чем это кажется с позиции американца. (Средний русский, наверно, почувствует то же самое, что и средний американец, если, представляя себя коммунистом, он представит запреты и опасности, с которыми он столкнется в Соединенных Штатах.) Все это не меняет того факта, что хрущевская Россия — это полицейское государство, где значительно меньше свободы расходиться во взглядах и критиковать правительство и мнение большинства, чем в западных демократических государствах. Более того, после стольких лет ничем не сдерживаемого террора потребуются годы, чтобы исчезли остатки страха и запуганности, созданные им. Таким образом, если учесть все, общий вывод состоит в том, что по сравнению со сталинизмом, хрущевизм обозначил значительное улучшение, если касаться вопроса политической свободы.

Изменение сущности методов управления в России также тесно связано с исчезновением системы террора. Правление Сталина было единовластным, без каких-либо консультаций со сподвижниками и без чего-либо, что можно было бы назвать в широком смысле обсуждаемым правлением или властью большинства. Ясно, что такому режиму единоличной власти требуется сила террора, с помощью которой диктатор может подавить любого, кто решится встать в оппозицию к нему. С уничтожением Берии власть терроризирующей государственной полиции была значительно ограничена, и ни один из русских лидеров после смерти Сталина не занимал диктаторской позиции, сравнимой со сталинской. Стало реальностью, что лидер, кем бы он ни был, должен убедить высший партийный эшелон в верности своих взглядов и в том, что в действиях руководящего комитета существует нечто похожее на коллегиальность и зависимость от мнения большинства. Все события последних лет ясно показывают, что Хрущев должен защищать свою политику от оппонентов, должен демонстрировать успех, чтобы удержаться наверху, и что в определенном смысле он находится в таком же положении, как и государственный человек на Западе, которого его продолжающиеся политические провалы приводят к политическому исчезновению.