Глава II

Основные векторы развития психоаналитической социальной философии


...

§ 4. Психоаналитическая герменевтика

Герменевтика (от греч. hermeneuo — разъясняю, истолковываю) представляет собой философское направление, искусство и теорию истолкования и понимания текстов и памятников культуры, ориентированные на выявление подлинного смысла, исходя из объективных и субъективных оснований[70].

Исторически первой формой герменевтики стала филологическая герменевтика. Она зародилась в Античности, в период эллинизма, и была связана с деятельностью неоплатоников по толкованию древних текстов, прежде всего текстов поэтов (Гомера и др.).

С возникновением и развитием христианства (с I в. н. э.) герменевтика начала трансформироваться и приобрела преимущественно теологическую форму. В Средние века (V‑XV вв.) и в эпоху Возрождения (XV‑XVI вв.) герменевтика понималась и функционировала как часть экзегетики — искусства толкования и комментирования Священного Писания. Вместе с тем необходимо отметить, что историческое прошлое герменевтики также не было забыто: в период становления классической филологии в эпоху Возрождения герменевтика до некоторой степени дистанцировалась от теологии и выступала в качестве инструмента перевода античных текстов на язык современной культуры.

Новый импульс развитию герменевтического метода придала деятельность немецкого философа, филолога и теолога Фридриха Шлейермахера (1768–1834), разработавшего принципы «свободной герменевтики», ориентированной на преодоление границ смысла текста и «вживание» в произведение в целях понимания его подлинного смысла «лучше, чем сам его автор».

Одним из основных понятий, введенным Шлейермахером, стало представление о «герменевтическом круге» — принципе истолкования, согласно которому понимание целого зависит от понимания отдельных его частей, однако для адекватного анализа частей необходима картина целого.

Важным этапом развития герменевтики стало обретение ею статуса специфического метода «наук о духе» в философском творчестве Вильгельма Дильтея (1833–1911). Дильтей полагал, что герменевтика как искусство понимания представляет собой основной метод гуманитарного познания, качественно отличный от методов естественных наук, поскольку, с его точки зрения, позволяет преодолеть историческую дистанцию и воссоздать как общий социокультурный, так и личностно окрашенный контекст тех или иных исторических событий.

Существенную роль в развитии современной герменевтики также сыграл итальянский философ, историк права и теолог Эмилио Бетти (1890–1968). Разрабатывая правила («каноны») герменевтического процесса, он подчеркивал необходимость минимизировать субъективный характер интерпретаций для наиболее корректного постижения сути изучаемого объекта и настаивал, что последний всегда обладает определенной степенью автономности и собственной внутренней логикой существования, к которой не следует дополнительно примешивать индивидуальность интерпретатора.

В рамках экзистенциализма немецкого философа Мартина Хай‑деггера (1889–1976) герменевтика оформилась как методологическая процедура в философии, призванная интерпретировать бытие людей, причем бытие специфически человеческое — языковое. Понимание предстает в философии Хайдеггера не только способом познания, но прежде всего способом бытия. С его точки зрения, герменевтика в своем потенциале гораздо объемнее и шире, чем филологическая, литературоведческая, теологическая или иная частная дисциплина, поэтому она должна выйти за рамки толкования отдельных предметных сторон действительности и приобрести статус универсального философского метода.

Оформление герменевтики как самостоятельного философского направления было осуществлено немецким философом Гансом– Георгом Гадамером (1900–2002) в работе «Истина и метод» 1960 г. Синтезировав идеи В. Дильтея, феноменологию Э. Гуссерля и экзистенциализм М. Хайдеггера, Гадамер создал концепцию герменевтики как метода гуманитарных наук и онтологии (учения о бытии), так как, с его точки зрения, бытие, которое может быть понято, есть язык, выступающий кристаллизацией разностороннего опыта постижения мира.

Принимая в качестве основного вопроса философии вопрос о том, как возможно познание мира и насколько адекватно в нашем понимании воплощается истина бытия, Г. – Г. Гадамер полагал, что герменевтика может дать ответ на этот вопрос и, следовательно, способна выступать в роли универсальной формы современной философии и человеческого самопознания. Герменевтика, с его точки зрения, обеспечивает слияние горизонтов исторических эпох и субъектов (автора и интерпретатора) для нахождения общего смыслового содержания в интерпретации. Как следствие, с 60-х годов XX в. герменевтика является одним из ведущих направлений современной западной философии.

Существенно обогатило проблематику герменевтических исследований обращение к идеям психоанализа. Появление понятия «психоаналитическая герменевтика» связано с именем немецкого социолога и психотерапевта Альфреда Лоренцера (1922–2002), который полагал, что процесс социализации, преломленный через призму конкретных общественно-исторических условий, оказывает определяющее воздействие на психосексуальное развитие человека с самых ранних этапов его жизни. Символическая природа социального бытия людей, опосредующая их биологическое начало, по Лоренцеру, нуждается в комплексном междисциплинарном изучении биологии, социологии и психоанализа; последний, с его точки зрения, противостоит естественнонаучным подходам и, исследуя скрытые бессознательные процессы, представляет собой форму «глубинной герменевтики»[71].

Дальнейшее развитие эти идеи получили в работах французского философа и филолога Поля Рикёра (1913–2005). Рикёр полагал, что психоанализ в целом может быть понят как «археология» субъекта, которая позволяет посредством использования специальных процедур и техник проникнуть в глубинные слои психики человека. Он обратил внимание на то обстоятельство, что в философии со времен Декарта понимание смысла всегда непосредственно увязывалось с деятельностью сознания и самосознанием субъекта, недаром универсальное методологическое сомнение картезианской философии подразумевало только одно фундаментальное неоспоримое положение: подвергая все сомнению, я не сомневаюсь лишь в одном‑что я сомневаюсь — следовательно, мыслю — следовательно, существую.

Таким образом, самосознание в классической философии играло роль последней независимой инстанции, на которую можно полагаться при попытках постичь действительность. Однако переход к современной (неклассической) философии, согласно Рикёру, нанес сокрушительный удар по казавшемуся незыблемым «всевластию» сознания и самосознания человека. Концепции К. Маркса, Ф. Ницше и 3. Фрейда показали, что содержание сознания и самосознания, в свою очередь, также в значительной мере определяется влиянием на него различных детерминант‑как внешних («бытие», «реальность»), так и внутренних («воля к власти», силы «Оно» и «Сверх-Я»),

П. Рикёр сосредоточил свое внимание на социокультурных факторах самоопределения личности. Он отвергает представления о самоочевидности и изначальной данности человеческого самосознания, полагая, что любая интерпретация самого себя возможна только опосредованным путем: через символику культуры во взаимодействии с миром и другими людьми.

Личность, по Рикёру, предстает как особое, уникальное видение мира. Он ставит под сомнение идею тождества самоидентификации субъекта в меняющихся обстоятельствах жизни. Самоидентификация, с его точки зрения, выступает не столько результатом понимания себя, сколько непрерывным процессом формирования собственного образа «Я», интегрируемого в систему социума и культуры.

Проблема самоидентичности личности получает в работах П. Рикёра нестандартное решение. Он полагает, что идентичность как таковая, в отличие, скажем, от генетических характеристик индивида, не является предзаданной константной величиной, а функционирует в динамическом режиме. Для адекватного отражения этой идеи Рикёр вводит представление о «нарративной», или «повествовательной», идентичности, атрибутивным свойством которой является постоянное самоопределение и корректировка своего образа «Я».

Кооперация с другими людьми, по Рикёру, изначально нацелена на самопрезентацию индивида, но вместе с тем становится также необходимым условием для самопознания и понимания человеком самого себя, выделения тех его свойств и качеств, которые остаются относительно устойчивыми и образуют основу личности. Человек, по мысли Рикёра, сам создает индивидуальный образ своего «Я», непрерывно осуществляя в многообразных ситуациях выбор в пользу тех или иных идеалов и норм поведения, отношений с другими людьми и обязательств перед ними. Этот этический выбор, подкрепленный делом, согласно Рикёру, позволяет личности самоопределяться и, несмотря на все изменения, сохранять обретенную фундаментальную внутреннюю целостность — самость.

Согласно идее П. Рикёра глубинные мотивы ответственного поведения личности в конечном счете сводимы к различным способам проявления воли человека, находящейся под неизбывным давлением со стороны безвольного начала, включающего в себя бессознательные влечения, желания, импульсы, стремления и т. д. Они стимулируют и направляют активность индивида к своему осуществлению, однако за волевым решением человека всегда остается форма и степень их реализации.

Проявления воли разнообразны, однако среди них Рикёр особенно выделяет герменевтику социального действия, характеризующего наивысшее проявление акта воли субъекта как поступка, вписанного в ход вещей и границы предоставляемых реальностью возможностей. «Действовать, – отмечает Рикёр, – в точном смысле слова означает приводить в движение систему, исходя из ее начального состояния, заставляя совпасть „способность-делать“ (un pouvoir‑faire), которой располагает агент, с возможностью, которую предоставляет замкнутая в себе система»[72].

Любая инициатива, по Рикёру, представляет собой двуединство интенциональной и системной составляющих, первая из которых воплощает мотивационную логику совершения того или иного действия, а вторая фиксирует интеграцию этого действия в социокультурную систему. Анализируя соотношение «действия» и «действительности», Рикёр фиксирует в данном вопросе новый герменевтический круг: система невозможна без начального состояния — начальное состояние, в свою очередь, невозможно без вмешательства действующего субъекта — готовность субъекта к действию задается и ограничивается самой системой.

Мотивация человеческой деятельности представляет для П. Рикёра особый интерес. Он не проводит полярного различения между внутренними побуждениями и внешним принуждением к действию, считая, что речь идет лишь о процентном соотношении, в котором превалирует либо «способность приводить в движение или побуждать к нему либо же потребность в оправдании»[73].

По мысли Рикёра, разобраться в истинных мотивах поступков людей с целью позволить им осознать собственное бессознательное, а следовательно, помочь волевому началу человека сохранять контроль над влечениями призван психоанализ.

П. Рикёр полагал, что психоанализ обладает значительными интерпретационными возможностями и может быть понят как психологическая герменевтика. Стараясь преодолеть идеи 3. Фрейда, Рикёр настаивал, что психоаналитическая герменевтика способна стать методом постижения социокультурного бытия человека, вскрывая значения символов, отражающих наше существование в языке. «Для нас, говорящих, – пояснял он, – язык является не объектом, а посредником; язык — это то, благодаря чему, с помощью чего мы выражаем себя и вещи»[74].

Бытие человека, подчеркивает Рикёр, по существу своему символьное, поскольку именно социальные символы (знаки и правила) придают значение совершаемому нами действию и делают его понятным для других и нас самих. Культурно-исторический контекст, в который попадает человек с момента рождения, определенным образом формирует его собственное понимание своих действий, сообразуя их с общепринятыми нормами.

Как внешняя интерпретация, так и внутреннее понимание зависят от принадлежности к определенной культуре, ибо одно и то же действие может быть частью совершенно разных социальных ритуалов: «… таким образом можно интерпретировать какой‑либо жест, например поднятую руку, то как голосование, то как молитву, то как желание остановить такси и т. п. Эта ""пригодность-для (valoir‑pour) позволяет говорить о том, что человеческая деятельность, будучи символически опосредованной, прежде чем стать доступной внешней интерпретации, складывается из внутренних интерпретаций самого действия; в этом смысле сама интерпретация конституирует действие»[75].

Символы, по Рикёру, образуют пространство культуры, будучи обращенными как к прошлому (археологический вектор), так и к будущему (телеологический вектор). Цель герменевтики, с его точки зрения, состоит в попытке синтезировать всю совокупность различных предметных сторон и возможных интерпретаций бытия человека в мире символов. Психоанализу в этом процессе Рикёр отводит важную роль истолкования глубинного значения человеческого опыта и истории. Резюмируя роль и функции психоаналитических теорий и практик в современной западной цивилизации, П. Рикёр метко уподобляет психоанализ «герменевтике культуры»[76].

Тем не менее в данном стремлении, с точки зрения Рикёра, психоанализ в одиночку обречен потерпеть крах, поскольку истолкование символов, нацеленное на постижение предшествующего опыта, лишает его возможности понять перспективный смысл и назначение произведений культуры. В связи с этим он предлагает объединить ретроспективное и перспективное видение символов, т. е. психоанализ и гегелевскую «феноменологию духа», в качестве двух аспектов постижения единого процесса развития культуры.

Одной из заметных фигур социально ориентированной психоаналитической герменевтики является немецкий философ и социолог Юрген Хабермас (р. 1929). Хабермас представляет «второе поколение» Франкфуртской школы, однако может быть отнесен к ней с определенной степенью условности, поскольку в своем философском творчестве, хотя и ориентируется на идеи М. Хоркхаймера, Т. Адорно (своего учителя) и Г. Маркузе, настойчиво стремится преодолеть традиционную для франкфуртцев тенденцию к социальному негативизму и разработке «негативной диалектики».

В этой связи он обращается к англо-американской философии структурализма, пытаясь построить собственную теорию на основе синтеза социальной философии и философии языка с привлечением идей герменевтики и психоанализа. Истоки его концепции также составили идеи немецкой классической философии (И. Кант, Г. Фихте, Ф. Шеллинг, Г. Гегель и др.), а также социология К. Маркса, М. Вебера и Т. Парсонса.

Опираясь на широкий спектр философских исследований, Хабермас видит целью социальных и гуманитарных наук создание единой, целостной теории общества, которая могла бы быть использована как для понимания основных принципов функционирования и развития социума, так и для поисков решения фундаментальных общественных проблем. По его мнению, основной проблемой человеческой истории была и остается проблема господства и подчинения, на которую многократно обращали внимание философы разных эпох. Однако эта проблема не только не получила позитивного решения, но и приобрела в XX в. острую актуальность, свидетельством чему стали две мировые и множество локальных войн, революции, движения социального протеста и др.

Социальные различия между людьми оказываются настолько сильны, полагает Хабермас, что существует всего два вида деятельности, в которые в той или иной мере все же вовлечены все индивиды в обществе: 1) труд («инструментальное действие» — основанное на целеполагании и целесообразности использования средств для достижения цели) и 2) общение («коммуникативное действие» — основанное на поиске интерсубъективных смыслов и взаимопонимания).

Если труд имеет своей целью производство материальных благ и удовлетворение человеческих потребностей, а потому неизменно оказывается в поле зрения философов, социологов, экономистов как важнейший фактор общественного развития, то социальная значимость коммуникации, согласно Хабермасу, до настоящего времени не получала должного внимания. Именно коммуникацию как объединяющее начало социума он противопоставляет идее отношений господства и подчинения в обществе и делает центральным пунктом своих исследований.

Естественным условием и способом взаимодействия людей в любых социальных обстоятельствах выступает язык, который в процессе коммуникации трансформируется из статичной устоявшейся системы знаков, значений, правил и норм их употребления в живую речь. По Хабермасу, понимание в речевом акте предполагает учет прагматической направленности и практических целей взаимодействующих индивидов, а также социокультурного контекста их общения. Каждый из участников коммуникации выражает не только свои индивидуальные намерения, но одновременно представляет социальную группу, к которой принадлежит. Социальная ситуация общения, отмечает Ю. Хабермас, также накладывает существенные ограничения, задавая стиль и даже сценарий общения. В этой связи он обращает внимание на систематическое искажение коммуникации в современном обществе, когда реальные цели и мотивы людей маскируются социальными ритуалами. Раскрыть их могут помочь герменевтический и психоаналитический методы, нацеленные на выявление скрытого смысла, выраженного в языке.

Восходя к идеям немецкой классической философии и учениям И. Канта, Г. Фихте и Г. Гегеля, Хабермас представляет историю человечества как последовательное развитие рациональности и разума, однако отмечает, что из всех социальных и гуманитарных наук и дисциплин лишь одна ставит саморефлексию человека во главу угла и возводит ее в ранг методологии. Речь в контексте данных размышлений Хабермаса идет о психоанализе, который для него становится идеалом свободного самопознания. Таким образом, психоаналитическая герменевтика способна выполнять важную социальную функцию помощи в установлении истинной коммуникации и, как следствие, более корректном понимании общественных процессов.

Язык, полагает Хабермас, является посредником, сопровождающим и обеспечивающим совместные действия людей в социуме, поэтому всеобщей теорией общества может служить в широком смысле понятая «теория коммуникативного действия». В одноименной работе 1981 г. он подчеркивает важность поиска общественного согласия за счет достижения понимания в коммуникации, полагая, что через герменевтическую процедуру понимания можно прийти к социальному консенсусу.

Важная роль в обретении социального согласия отводится в концепции Хабермаса так называемым структурам общественности — негосударственным (неправительственным) формам объединения и кооперации индивидов, способствующим консолидации общества и реализации гражданами своих прав и интересов. По сути, речь идет о необходимости развития институтов гражданского общества, которым угрожает всевозрастающая опасность со стороны усиливающегося в XX в. влияния государства.

Готовность к публичному социальному диалогу Ю. Хабермас считает атрибутом подлинно демократического общества. Он выступает последовательным сторонником демократии, подчеркивая при этом, что в наше время демократическим режимам все труднее соблюсти тонкую грань между Сциллой бюрократического формализма и Харибдой псевдонародного популизма. В этой связи он настаивает на необходимости постоянной конструктивной социальной критики по существу, которая бы не только диагностировала имеющиеся проблемы, но также в дискуссиях вскрывала их причины и предлагала возможные пути решения, подобно терапии в психоанализе: «Тот, кто перемещает радикальную критику разума в область риторики, чтобы преодолеть парадоксальность ее самонаправленности, притупляет остроту самой критики разума», – пишет Ю. Хабермас[77].

В первую очередь социальная критика такого рода должна быть направлена на идеологию, поскольку она, с точки зрения Хабермаса, функционирует подобно механизму рационализации, описанному Фрейдом, выступая в роли интеллектуальной защиты интересов и влияния той или иной группы.

Подводя итог, можно сказать, что критическая функция социально-философских теорий выходит для Ю. Хабермаса на первый план в русле традиций «критической теории общества», заложенных лидерами фрейдомарксизма и Франкфуртской школы М. Хоркхаймером, Т. Адорно, Г. Маркузе и др. Однако наряду с критикой Хабермас также предлагает собственную практическую программу переустройства общества на основе коммуникативной рациональности — альтернативной стратегии взаимодействия, которая предполагает переориентацию с отношений эксплуатации между индивидами, группами и государствами на кооперацию и поиск разумных форм сотрудничества. Таким образом, масштабная концепция Ю. Хабермаса, соединяющая в себе социально-философский, психоаналитический и герменевтический подходы, задает новые ориентиры в ходе социальной эволюции общества.

В общем, преломленная к исследованию социальной действительности психоаналитическая герменевтика представляет собой один из новых и динамично развивающихся векторов психоаналитической социальной философии. Качественное своеобразие данного вектора и метода интерпретации, лежащего в его основе, заключается в ориентации на выявление скрытого смысла социальных явлений через анализ эксплицитного и имплицитного содержания коммуникации их участников. Вместе с тем лингвоцентризм психоаналитической герменевтики отражает общую тенденцию современной культурной парадигмы постмодернизма, выразившуюся в «лингвистическом повороте» неклассической философии с 1920-х годов в сторону поиска интерсубъективных оснований человеческого бытия в языке и коммуникации.

Одним из значимых достижений психоаналитической герменевтики является то обстоятельство, что на основе комплексного социально-философского, герменевтического и лингвистического анализа П. Рикёр, Ю. Хабермас и их последователи показали, что любое действие человека по сути своей социально, даже при отсутствии непосредственного взаимодействия с другими людьми в процессе его совершения, поскольку оно необходимо обладает внутренним смыслом для действующего субъекта. Смысл, в свою очередь, определяется интеграцией этого действия в систему символов и их значений, устанавливаемых принадлежностью индивида к исторически конкретному типу культуры и социуму. Кроме того, именно в процессе взаимодействия с другими людьми, в различных формах коммуникации, происходит самоопределение человека как на уровне тех или иных поведенческих актов, так и самоидентификации личности в целом.